|
Легенды страны Аргали
|
|
| Тринити | Дата: Четверг, 09.08.2012, 17:29 | Сообщение # 1 |
 Леди
Группа: Проверенный
Сообщений: 1279
| Озеро Горных Духов
Весна и лето в горах выдались жаркими и стремительными. За пару дней под палящими солнечными лучами, растаял почти весь снег на вершинах, и быстрые говорливые ручьи весело устремились в низины, питая тонкий покров живой земли на широких альпийских просторах. Отвесные склоны и зеленые луга полыхнули алым туманом багульника, особенно заметным на фоне ещё серых холмов далеких вершин. Нестерпимо яркие поляны жарков, лимонно-желтого первоцвета и бархатистых фиалок вспыхнули там, где только стаял снег, чтобы уже через неделю, уступить место своим более поздним собратьям – расплескавшимся по полянам огненным озерам иван-чая и зеленовато-медовому ковру разнотравья. И только к концу скоротечного лета на фоне изумрудной зелени напитавшихся влагой лугов, проступили редкие пятна нежно-белых ромашек. В горах наступила самая благодатная пора. Воздух очистился от слепней и мошек, установилась теплая солнечная погода.
Я с трудом выкроил в своем напряженном графике пять дней отпуска, чтобы отправиться с друзьями в горы и полностью отдаться созерцанию величественной красоты Саянских просторов. После напряженного ритма большого города эти несколько дней в тайге походили на путешествие в другое измерение. Однажды вдохнув этот звенящий воздух, испив кристально-чистой воды, ты навсегда становился пленником этих гор. Местные говорили, что в этих заповедных местах в воздухе разлита энергия жизни. Оттого можно часами идти по крутой тропе, с легкостью перебираясь с перевала на перевал, любуясь открывающимися взгляду бескрайними просторами и на следующее утро, как ни в чем не бывало, вновь стремиться к недостижимому изумрудному горизонту.
В подобное путешествие мы собрались не впервые, на этот раз, решив собственными глазами увидеть легендарное Озеро Горных духов. Этот не особенно сложный маршрут был рассчитан на двое суток. Два других дня мы планировали потратить на дорогу до турбазы и обратно, а пятый день оставили про запас, на случай неожиданной задержки в пути.
В столице Хакасии нас должны были встретить знакомые. Десять часов на электричке и мы в Абакане. Полупустой вагон располагал к беседе с малознакомыми людьми, и мы разговорились с пожилой супружеской тувинской парой, довольно бегло изъяснявшейся на русском. Впрочем, они часто соскальзывали на родной язык, и в эти мгновения мы чувствовали себя чужаками. Услышав, что мы хотим увидеть Озеро Горных духов, наши новые знакомые, прежде чем обратиться к нам, довольно оживленно заспорили друг с другом. Не понимая ни слова, я наблюдал за частой сменой выражений на их лицах. Наконец, они пришли к единому мнению и повернулись к нам.
«- Вы знаете, откуда пришло это название?» - спросила женщина, почему-то глядя мне в глаза с пытливым любопытством потомственной шаманки. Хотя я не был уверен, что среди тувинцев были женщины - шаманки, под этим её настойчивым взглядом мне стало не по себе. Казалось, она пыталась заглянуть мне прямо в душу. Я с трудом разорвал зрительный контакт, опустив взгляд на свои ладони и, с удивлением, заметив, что они слегка дрожат. Такого раньше со мной не бывало.
- Нет. Расскажите,- попросил один из моих друзей, хотя именно он на протяжении целой недели пичкал нас разнообразными туристскими байками и легендами, связанными с целью нашего путешествия. «Шаманка» окинула его настороженным взглядом, но, не уловив на лице даже тени веселья, принялась за свой рассказ.
«Во времена, когда сибирским краем ещё правили Монгольские ханы, жил в одном горном селении молодой шаман Ингир, сильнее и мудрее которого было не сыскать.
Был у Ингира дар – владея мастерством хоректээр (горловое пение) он околдовывал духов своим пением и мог вылечить любого. Слава о его даре звенела на многие недели пути, и однажды дошла до одного из монгольских ханов, чья юная и прекрасная дочь Алико медленно угасала от неизвестной болезни. Монгольский хан снарядил отряд из самых преданных ему людей и отправил их в дальний путь на поиски шамана. Лишь на десятый день отряд вернулся назад , везя с собой того, в ком хан видел свою последнюю надежду. Увидев дочь хана, Ингир сказал, что Алико останется жива, если следующей весной хан обещает отдать девушку ему в жены. Обещание было дано, Ингир провел обряд и вернулся в своё селение. А пять лун спустя прошла и болезнь Алико. Хан тут - же пожалел о данном обещании, и, не дожидаясь весны, приказал своим людям отправиться в селение, чтобы убить шамана. Алико подслушала этот разговор и решила помешать коварным планам отца. Переодевшись в мужской костюм и взяв из конюшни лучшую лошадь, она поскакала к горам, высившимся на горизонте. Но в дороге на лошадь напали волки, и когда Алико добралась до селения, Ингира там уже не было. Жители сказали, что их шаман, вместе с людьми хана, отправился к озеру в сердце старой горы. Алико побежала следом. Но когда перед её глазами открылась безмятежная гладь озера, на берегу она увидела только людей своего отца. Никто не знает, что там произошло, но в селение никто так и не вернулся. А озеро в сердце горы нарекли Озером Горных духов. Старожилы рассказывают, что назвали озеро так из-за того, что каждое полнолуние из его вод появляется Алико и долго бродит по берегу, играя на флейте и пытаясь отыскать своего Ингира.»
Я никогда не считал себя впечатлительным, но недолгое повествование женщины намертво засело в памяти, вызвав череду стойких образов, забыть о которых оказалось непросто. И только в Абакане, среди привычной городской суеты, я смог избавиться от странного наваждения.
Впрочем, я был уверен в этом лишь до того момента, пока сутки спустя, мы не оказались на перевале, неподалеку от пика Птицы, откуда уже вполне можно было рассмотреть серебристую гладь безмятежно спокойного Озера горных духов.
Глядя отсюда вниз, мне захотелось взлететь, ловя крыльями изменчивый студеный ветер. Я впервые задумался о покупке дельтаплана, хотя всегда считал, что страдаю боязнью высоты. От открывшегося нам вида просто захватывало дух. Вдоволь налюбовавшись пейзажем, мы начали осторожно спускаться вниз по тропе. Ноги слегка гудели, напоминая об оставленных позади километрах. А впереди нас ждал привал с ужином и ночь в палатках. Поздним вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а на манящем своей непостижимой глубиной небе стали одна за другой вспыхивать первые звезды, я взглянул на слегка подернувшуюся рябью гладь горного озера. Ветра не было. Даже малейшее движение воздуха не колебало тонкие стебли травы под моими ногами. Друзья уже давно разбрелись по палаткам, утомленные обилием дневных впечатлений. Мне же отчего – то не спалось. Словно в этой зыбкой сумеречной тишине, на тонкой грани между сном и явью, мне должно было открыться нечто очень важное.
Серо-стальной цвет воды в озере незаметно сменился на темно - зеленый, а когда в безоблачном небе появился серебристый диск полной луны, поверхность озера стала совсем черной. Ночь незаметно подкралась ко мне, принеся с собой ощущение холода и легкой тревоги. Я поднялся с камней и подсел поближе к костру. Неверные тени метнулись прочь. Я подбросил в огонь несколько сухих сучьев, и язычки пламени весело затанцевали по их гладкой поверхности, прогоняя из тела и разума холод и сумрак ночи. Вокруг было удивительно тихо. Ни дуновения ветерка, ни пронзительного писка сеноставки. Только след луны серебристой дорожкой плясал по глади потемневшего озера, да трещали дрова одинокого ночного костра. И вот на тончайшей грани между разумом и воображением я услышал едва различимый звук флейты. Невидимый в темноте музыкант искусно плел тончайшую вязь прекрасной, но удивительно грустной мелодии. Я прислушался, стараясь уловить все её оттенки, и невольно оторвал взгляд от завораживающего танца огня. Именно в это неуловимо короткое мгновение непроглядный сумрак ночи расступился, пропуская к костру высокую девушку в длинном серебристом платье, словно целиком сотканном из лунного света. В руке она держала небольшую костяную флейту, а темные как ночь волосы струились по её белоснежным плечам. У неё были тонкие руки и глаза цвета небесной лазури. Она осторожно присела возле костра, протянув руку к огню и словно пытаясь поймать в неё призрачные язычки самого горячего радужного пламени. По её лицу скользнула грустная улыбка, и один из огненных язычков послушно затанцевал на её раскрытой ладони.
- Тебя зовут Алико? – спросил я, хотя был почти уверен, что вижу сон, задремав возле костра. Она кивнула, отпуская пламя обратно в костер, и поднесла к губам свою флейту. Никогда в жизни я не думал, что с помощью музыки можно рассказать столько, сколько не выразишь словами ни одного человеческого языка. Музыка заструилась вокруг, проникала внутрь меня, рождая образы давно минувших веков. Флейта пела и стонала, рассказывая историю несчастной любви храброго шамана и прекрасной дочери вероломного монгольского хана. Музыка оборвалась на самой высокой ноте, знаменуя смерть влюбленных. Я же, глядя на катившиеся по лицу девушки слезы, думал о том, почему большинство легенд этого сурового края имеют такой фатальный конец.
Неслышно ступая по серым камням, девушка с флейтой растворилась в темноте. Я не пытался её догнать. Веки мои налились свинцом, и я провалился в глубокий сон без сновидений. Друзья, нашедшие меня утром рядом с потухшим костром, молча выслушали мой рассказ. А час спустя, собираясь в обратный путь, в углях прогоревшего костра мы случайно заметили маленькую костяную флейту Алико. Я взял флейту с собой на память. На протяжении всего пути на турбазу я не мог отделаться от ощущения, что за мной всё ещё наблюдают грустные глаза цвета небесной лазури. Сидя в вагоне электрички по дороге домой я знал, что взяв костяную флейту, оставил у Озера горных духов частичку собственной бессмертной души.
|
| |
| |
| Тринити | Дата: Четверг, 09.08.2012, 17:30 | Сообщение # 2 |
|
Леди
Группа: Проверенный
Сообщений: 1279
| КАРИНЗЮЛЬ 
Было это или не было, знает лишь горный ветер да вечно изменчивая вода. Но старики сказывали, что семь столетий назад, на берегах великой сибирской реки жило кочевое племя кунграт. От отца к сыну, от внука к правнуку, передавалась в этом племени старая легенда о Белом Шамане и красавице Каринзюль
Среди отвесных скал и утесов уходящего в предзимье сурового таежного края тяжело нес свои воды Бий-Хем. Берега могучей реки поросли высокой травой, молодыми ивами и ольховником. Чуть в стороне от реки блестели на солнце багряным золотом листья белоствольных берез, вспыхивали алым китайским шелком яркие пятна гибких рябин, возвышались в своем изумрудном великолепии могучие стволы вековых кедров, в окружении колючего ельника и редких гладких осин. Везде кипела жизнь – в кристально чистой воде огромной реки, в траве, корнях и кронах деревьев. Тайга готовилась к долгой суровой зиме. Готовились к ней и люди, устроившие становище на берегу реки.
В просторных укрытых шкурами и войлоком юртах на открытых каменных очагах, в больших медных котлах, варилась ароматная мясная похлебка. Приближался тот единственный в году день, когда все женщины становища чествовали покровительницу домашнего очага Умай- Эне. В этот день молодые девушки просили богиню о счастливом замужестве и легких родах. Лучшие охотники становища ушли на облавную охоту. Шаманка предсказала, что мужчины вернуться с обильной добычей, а её предсказания сбывались всегда.
Айгуль – черноволосая мать – первогодка бесшумно скользнула внутрь жилища шаманки Нганы. Пожилая шаманка с исчерченным временем скуластым лицом окинула её пристальным взглядом своих непроницаемо-черных глаз. Сухая с выступившими венами, но всё ещё сильная рука её подбросила в костер пару сухих поленьев. Хотя внутри юрты было тепло, жар, исходивший от очага, уже плохо согревал старые кости. Нгана сидела на почетном месте «тёра», которое в других юртах становища имели права занимать только мужчины. На устланном войлоком и коврами земляном полу возвышались покрытые тиснеными узорами кожаные сосуды для вина и «арака». По роскоши убранства высокая конусовидная юрта шаманки уступала лишь жилищу вождя.
Нгана ждала заката. Охотники должны были вернуться к полуночи с десятью убитыми ими молодыми оленями и ребенком, появления которого шаманка ждала так долго. Благодаря её силе и заступничеству горных духов в их племени почти не было смертей и тяжелых болезней, а охота мужчин всегда бывала удачной. Но её время кончалось, а Нгана так и не нашла себе ученика.
Нгана ещё раз взглянула на стоящую у порога девушку. Она с тревогой заметила в руках Айгуль древний родовой лук вождя. На луке была всё ещё различима потемневшая вязь старинных уйгурских рун. Этот лук бил без промаха даже в руках начинающего охотника. Шаманка удивилась, зачем девушка принесла лук с собой, ведь женщинам было запрещено пользоваться оружием. Но удивление её длилось недолго. Светло-карие глаза Айгуль сказали старой шаманке больше, чем тысяча слов. В них плескалась ненависть и Нгана к сожалению очень хорошо знала её причину. Айгуль выдали замуж за вождя племени против её воли, в то время, когда она была влюблена в другого. Девушка долго не могла родить Агдиру наследника. Тот был уже готов расторгнуть союз, когда вмешалась старая шаманка и разрушила хрупкую надежду Айгуль на воссоединение с любимым. Как видно, даже рождение ребенка не примирило девушку с этой потерей. Её сильные пальцы натянули тугую тетиву, и боевая стрела глубоко вонзилась в беззащитное горло старой шаманки. Айгуль опустила старый лук и, сделав несколько неловких шагов, склонилась над умирающей Нганой. Она уверенно выдернула крепко засевшую в ране стрелу, с холодным безразличием глядя, как в последний раз дернулось жилистое тело шаманки. Тщательно обтерев древко и зазубренный наконечник, Айгуль вернула стрелу в колчан. Затем подтащила тело шаманки к очагу и начала поспешно скидывать на него дорогую утварь жилища Нганы. Пламя очага стало охотно пожирать предложенное угощение. Полчаса спустя от юрты шаманки осталась лишь кучка тлеющих головешек. Но Айгуль этого уже не видела. Никто из жителей селения так и не покинул пределов своих юрт. Женщины, старики и дети спали крепким сном и не ведали, что в этот теплый осенний день пришел конец их прежней спокойной жизни.
Убив шаманку и подпалив юрту, Айгуль стремительно шла по лесу прочь от становища, сжимая в руках старинный лук. Она шла до тех пор, пока не выбралась на самый край высокого обрыва, нависавшего над холодными водами Бий - Хема. Девушка несколько мгновений смотрела на текущую могучую реку, а затем стремительно бросилась вниз. После того, что она совершила, назад пути уже не было. Да и не могла она больше жить, тая свою любовь от самых близких людей. Вода подхватила и понесла её, ударяя о камни порогов до тех пор, пока не прибила к берегу значительно ниже по течению…
Осень семнадцать раз сменилась зимой, и в горах вновь наступило скоротечное лето. Ранее утро в долине, где племя кунграт расположило свои юрты, выдалось ясным и погожим . Лес ещё зябко кутался в клочья наползавшего от реки тумана, а голубоглазый и светловолосый юноша, так не похожий на представителей кочевого народа кунграт, уже бродил по лесу в поисках травы для шаманского костра.
Он появился в аиле однажды осенью, перед самым праздником Умэй - эне. Его привели охотники, вернувшиеся с богатой добычей. Но всем этот день запомнился совсем по другому поводу – сгорела юрта старой шаманки Нганы, а любимая жена вождя Айгуль исчезла из становища навсегда. Охотники проследили её путь до высокого утеса на берегу Бий- Хема. Вождь был опечален, но на следующий день заключил новый союз, прямо на празднике Умей-эне, взяв в жены старшую сестру Айгуль - сказительницу Урлинэ. Найденыша вождь взял под своё покровительство и нарек именем Ник. Ник прожил в аиле зиму, прежде чем начал говорить на языке народа кунграт. Но даже после этого так и не смог рассказать, откуда и почему оказался в лесу один, да ещё так далеко от человеческого жилья. Впрочем, со смертью Нганы у вождя Агдира появилось гораздо более неотложные дела. Про Ника на время забыли. С окончанием той первой суровой зимы, в течении которой неизвестная хворь унесла жизни половины аила, вождь отправился на поиски нового шамана. Долго странствовал Агдир вдали от своего племени, но вернулся ни с чем. Много бед и горестей пережил народ кунграт, пока светловолосый Ник не вступил в пору своей юности. Не стал он охотником, хотя мог приманить к себе и подчинить волю любого самого пугливого и опасного зверя. Не стал он сказителем, хотя слушать его пение каждый раз невольно собирался весь аил. Стал Ник шаманом силы великой и назвали его Белым, за необычайный цвет волос.
Десять зим под защитой Белого Шамана крепло и множилось племя кунграт, росли стада их овец, родился богатый урожай. Ширились и владения племени. К исходу одиннадцатой зимы тесно стало народу кунграт в родных горах. Манили их к себе чужие степи, табуны трофейных лошадей и громкая ратная слава. Решили кунграт подчинить себе племена, издавна проживавшие в степи. Сколько не отговаривал вождей Ник, не послушались они своего шамана. Собрал Агдир всех воинов кунграт и двинулся в степь.
Семь суток были они в пути, передвигаясь по пустынной степи, пока не встретилась им горная гряда неподалеку от реки Аскиз. Не знал вождь народа кунград, что его войны ступили на священные земли хакасов, и решил остановиться здесь на ночлег.
Темной безлунной ночью тысячи спящих воинов горного племени погибли под меткими стрелами гордого степного народа. Первым, так и не проснувшись от безмятежного сна, умер вождь Агдир. И только Белого Шамана оставили в живых. Его захватил в плен молодой хакасский воин по имени Каринзюль. Мало кто знал, что этот храбрый воин был вовсе не юношей, а одной из трёх дочерей Сунгарана - прославленного вождя хакасского племени. Ник остался в живых лишь потому, что его приняли за пленника воинов кунграт. Белый шаман, доставленный Каринзюль в священную долину хакасов, увидел знаменитого вождя только утром следующего дня. С удивлением вглядываясь в лица пленивших его людей, Ник видел точно такие же светлые волосы и ясные как небо глаза. Долго выспрашивал вождь Сунгаран у Белого Шамана о племени кунграт, но ничего не рассказал ему Ник. А ночью в просторном шелковом шатре открылась ему Каринзюль и узнал Ник её тайну.
Всё лето и всю зиму провел Белый Шаман в священной долине. Добра и приветлива была с ним Каринзюль. А весной, в полнолуние повела она его к священному камню Ах – тыс, и только ветер да степной ковыль слышали клятву влюбленных. Смешалась кровь, и свет луны укутал их тела призрачным сиянием.
Разгневался Сунгаран, узнав о принесенной дочерью клятве. Весел он своим войнам отвести Ника туда, где широкая степь встречается с высокими горами, и крепко приковав его к одинокой скале, оставить там, на волю богов. Рвалась Каринзюль к возлюбленному, но непреклонен был вождь. Крепко стерегли её лучшие войны. Сменилась летом изменчивая весна. Бледна и тиха стала Каринзюль. Сжалился над ней Сунгаран и, дав ей лучшего коня, отпустил её в степь. Семь дней скакала она без остановки, повинуясь зову своего сердца. Пал под ней измученный конь и пошла она дальше пешком, пока не вышла к одинокой скале с прикованным к ней светловолосым юношей. Тихо было вокруг. Лишь слабый ветерок трепал светлые кудри мертвого шамана да шевелил золотистое озеро седого ковыля. Упала Каринзюль на колени и горько заплакала. Родился из её слез прозрачный ручей и устремился к горам, по пути вбирая в себя воду подземных источников. Рос и ширился он, пока не превратился в быструю горную реку.
Давно источил дождь и снег ту одинокую скалу. Не осталось следа от Белого Шамана и влюбленной в него дочери хакасского вождя. Только седой ковыль, растущий у истока горной реки, названной людьми Каринзюль, слабо шевелит порывистый горный ветер.
Было это или не было, знает лишь горный ветер да вечно изменчивая вода, но от отца к сыну, от внука к правнуку, передается в этих краях старая легенда о Белом Шамане и красавице Каринзюль.
|
| |
| |
| Тринити | Дата: Четверг, 09.08.2012, 17:31 | Сообщение # 3 |
|
Леди
Группа: Проверенный
Сообщений: 1279
| Каменный город 
Ровно год прошел с той памятной ночи на берегу горного озера. Год, полный побед и поражений, радости и печали, забот и тревог. А я до сих пор помнил всё так, словно это было вчера. Костяная флейта, найденная мною возле потухшего костра, напоминала о той волшебной ночи, когда я впервые в своей жизни, не смог отличить сон от яви. Глядя на эту флейту, я вспоминал высокую девушку в длинном серебристом платье, словно целиком сотканном из лунного света. Вспоминал её черные как ночь волосы, бездонные глаза и нездешнюю грацию движений. Я искал её каждый день, невольно вглядываясь в лица всех проходивших мимо меня. Я искал её в бесконечной толпе переполненных людьми городов, но находил лишь нечто, напоминавшее о ней – взгляд, походку, поворот плеча. И только в редких волшебных снах, словно дарованных мне в утешение, всё так же сидя у ночного костра, я вновь встречал её. Всё так же грустили на её лице глаза цвета небесной лазури, всё так же плакала в её руках флейта, рассказывая старинную повесть о любви и разлуке. Она словно звала меня к себе. Туда где ветер ласкает верхушки вековых кедров. Туда, где бездонное небо отражается в каждой капле хрустальной воды. Туда, где время течет иначе…
И вот в моих руках билеты на поезд, а рядом улыбаются довольные друзья. На этот раз нас семеро, а впереди - новая цель – Каменный город* (Скальная гряда в национальном парке «Ергаки»). Знакомый маршрут – на электричке до Абакана, пересадка на автобус до Танзыбея и дальше, до турбазы Горная Оя, где нас уже дожидался заранее забронированный деревянный домик и жарко натопленная баня. По крайней мере, я надеялся на последнее, ведь ничто лучше не поднимает настроение усталого путешественника, чем русская баня.
И вот – позади немалый путь. Уже с заходом солнца мы подъезжаем к турбазе, жадно вглядываясь в еле различимые контуры таежного пейзажа за окнами нашего автобуса. Через несколько минут нам предстоит шагнуть в бархатистый сумрак ночи. Вблизи турбазы тайга кажется вполне обжитой и безопасной. Но это впечатление обманчиво, ведь едва сойдя с каменистой ленты старой трассы, ты оказываешься один на один с этим огромным суровым и прекрасным существом, имя которому - сибирская тайга. Весь окружающий тебя мир действительно един, хотя твои глаза улавливают лишь отдельные фрагменты его жизни – шепот ветра в кронах деревьев, колыхание травы, звук кристально чистого ручья, текущего мимо твоих ног. Разнообразные звуки, непрерывно издаваемые мелкой живностью и следы, оставленные животными покрупнее. Старая трасса – постепенно разрушающаяся часть знаменитого Усинского тракта – дороги ведущей в Туву. Дороги, впервые проложенной в этих заповедных местах ещё каторжниками царской России, и до сих пор активно использующейся многочисленными туристами. Мы заказали конный маршрут, хотя никому из нас ещё ни разу в жизни не приходилось изображать ковбоев. В городе лошадь увидишь разве что на празднике или в зоопарке.
К месту, где начинался маршрут, ведущий в Каменный город, наши вещи подбросили на зиле. Наш автобус остался у Горной Ои, поскольку, одолеть водные преграды на месте разрушенных мостов, ему было не под силу. Нас, городских ковбоев, впервые взобравшихся на лошадей, набралось человек двадцать, и к моменту как мы наконец увидели вожделенный щит с изображением Каменного города, перспектива пройтись пешком радовала нас несказанно. Лошади остались внизу, а мы, выстроившись в цепочку подобно диковинной гусенице - многоножке обвешанной рюкзаками направились вслед за нашим неутомимым инструктором. Первые метров сорок дались легко – тропа шла по
проложенной ранее дороге. А вот когда начался крутой подъём в гору, по то и дело норовящей выскользнуть из под ног каменной тропе, мир на несколько минут сузился до размера рюкзака идущего впереди тебя товарища. Впрочем, довольно скоро тропа среди поросшей мхом каменной реки плавно перетекла на ровную широкую поляну поросшую кедрами и ельником. Некоторое время мы шли по лесу, прежде чем выйти на более открытое место откуда, наконец, можно было разглядеть соседние горы.
Наши попутчики начали хвататься за фотоаппараты – вид отсюда был действительно довольно необычным, к тому же инструктор разрешил немного передохнуть перед последним подъёмом на самую высокую точку горы и спуском вниз - туда, где извилистая тропа петляла между причудливой формы скал, нагроможденных друг на друга самым невероятным образом. По плану у нас была ночевка неподалеку от грота Кулумыса, так что торопиться нам было особенно некуда, да и потеряться здесь перед спуском в Каменный город было мудрено. Единственная реальная опасность, которая могла грозить неосторожному туристу – это подвернуть ногу или оступиться на поросших мхом огромных подвижных валунах. Впрочем, наша «многоножка» довольно успешно преодолела и этот опасный участок коварной каменной реки и нашему взгляду предстала величественное каменное изваяние высотой с трёхэтажный дом. И хотя у изваяния не было заметно ни черт лица, ни особенностей телосложения – замысел неведомого создателя просматривался так четко, словно скульптором выступала вовсе не природа, а какой-то разумный великан, решивший оставить после себя вечную память. На спуске мы чуть приотстали от основной группы – благо до места нашей ночевки оставалось всего несколько десяток шагов. Время здесь действительно текло совсем иначе, и мы очень удивились, когда к нашему пестрому палаточному городку подкрались сумерки. Часть запасов была благополучно съедена и наш небольшой лагерь начал активно готовиться к традиционным вечерним посиделкам. Сумерки плавно и совершенно незаметно перетекли в ночь. Ночь, накрывшую нас своим теплым бархатистым покрывалом, украшенным яркими вкраплениями далеких звезд. Кто-то из туристов не поленился притащить гитару, и грот наполнился мягкими аккордами, а сидевшие возле костра люди подхватили слова хорошо известных каждому заядлому туристу песен. К нам присоединился инструктор и завязался разговор о необычности этого места. Находясь здесь трудно было не вспомнить довольно известную легенду о Каменном городе и целом цикле картин, написанном среди этих причудливых нагромождений многотонных каменных глыб. Здесь ощущалось очарование тайны, и оно ещё более усилилось, словно эти самые камни жадно прислушивались к негромкому рассказу нашего проводника…
«В древнее время на правом берегу Енисея жило могучее племя Саян, это был сильный свободолюбивый народ. В соседних хакасских степях властвовал грозный татарский хан. Решил он покорить племя Саян. Долго и упорно боролись воины племени за свою свободу и независимость, но под напором превосходящих сил Кулумыс— вождь племени Саян тайными таежными тропами увел свой народ в сердце диких гор и построил новый город. Приветливо встретила Саян матушка тайга. Одарила их своими богатствами. Нашел вождь Кулумыс большой холм, целиком состоящий из золотой руды. Велел переплавить он своим кузнецам неожиданное богатство и изготовить мастерам племени золотые чаши, достойные великих вождей. А после раздал по одной такой чаше каждому члену племени. Построили Саяны на этом месте город, и назвали его Золотым.
Привольно и богато зажили Саяны в глубине сибирской тайги. Рождались дети, подрастали юноши, не знавшие слова война. Первыми детьми, рожденными на новом месте, были два мальчика и девочка. Сыну вождя племени Саян дали имя отца — Кулумыс, девочку назвали Оя. Второму мальчику мать его Сангрия– сильная шаманка и колдунья, дала странное имя — Змеинго.
Двадцать лет прошло с того дня, как пришли Саяны на новое место. Из всех девушек племени Оя выросла самой красивой и умной. Владела она даром врачевания ран, и даже звери лесные приходили к ней за исцелением. Текли месяцы, обращаясь в годы. Выросли и возмужали Кулумыс, Змеинго и Оя. И полюбил Кулумыс Ою, а та ответила ему взаимностью.
Змеинго же, находясь всегда рядом, не удостаивался от Ои ни теплого взгляда, ни ласкового слова. Холодна была с ним красавица, и полнилось сердце Змеинго черной завистью к удачливому сопернику.
Знал Змеинго - не будет Оя его женой. Ведь Кулумыс не только был мил её сердцу и слыл самым умелым охотником племени. Был он сыном героя, спасшего Саян от гибели.
Желая любыми путями овладеть Оей, Змеинго попросил о помощи свою мать Сангрию. Дала она ему волшебного порошка и обратившись студеным ветром, полетел Змеинго в далекую степь. Нашел он становище в котором расположились люди хана. Ударился оземь и оборотился человеком. Схватили его дозорные, и повели на суд хана.
Рассказал Змеинго куда ушел народ, ведомый Кулумысом. Поведал он хану, как богат стал город свободных Саян в самом сердце сибирской тайги. Рассказал, что его соплеменники нашли гору золота, и теперь каждый член племени ест из золотой посуды. Нарисовал Змеиного путь, обозначил расположение сторожевых постов и даже согласился впустить воинов в город через пять дней, во время праздника, посвященного женитьбе сына вождя. Поверили люди хана Змеинго, начали собирать войска для великого похода на Золотой город. Отпустили они Змеинго. Оборотился тот ветром и полетел назад. Никто из саян не заметил его недолгого отсутствия. Все готовились к свадьбе Кулумыса и Ои.
Пять раз сменился ночью день. Совсем близко подошли войска хана к Золотому городу. И вот, темной безлунной ночью Змеинго впустил в город врага.
Не было на постах дозорных - всё племя собралось отметить заключение нового союза.
Народ Саян праздновал свадьбу и был не готов к отражению неожиданного нападения людей хана. Змеинго пытался найти Ою в городе, опередив людей хана, но не успел. Наследник хана увидел девушку первым и был околдован её красотой настолько, что даже был согласен на ней жениться, а не просто взять силой.
Отчаянно сражались защитники города, но многие, застигнутые врасплох, не успели взяться за оружие и были убиты на месте. Окруженный врагами, храбро и отчаянно дрался отважный Кулумыс. Покоренный его стойкостью, татарский хан предложил ему сдаться, обещая подле себя почетное место. Кулумыс только презрительно улыбнулся в ответ, и новые десятки татар повалились под его мечом. Не мог Кулумыс сдаться, зная, что не защитил свой народ от истребления пусть и ценой собственной жизни. Но слишком неравны были силы, и герой пал под бесконечным дождём неприятельских стрел. Зря надеялся Змеинго, что предательство откроет ему дорогу к вожделенной Ое. Слишком красива была эта девушка, чтобы хан отдал её жалкому предателю собственного народа. Ведь собственный сын хана пожелал взять её в жены.
Оя заперлась в сторожевой келье самой высокой и неприступной башни города и на все требования хана выйти отвечала гордым отказом. Тогда хан приказал на глазах непокорной пытать её мать и мать Кулумыса. Несмотря на страшные муки, прежде чем умереть, обе женщины приказали Ое: «Лучше смерть, чем позор - стать женой хана, уничтожившего твой народ».
Дал хан Ое время до заката следующего дня. А по истечении этого срока приказал своим людям таранить основание башни. Томительно текли часы, отпущенные Ое ханом, а выход так и не находился. Долго думала Оя, долго решала, но другого выхода для неё просто не существовало. Не могла она предать память своего возлюбленного Кулумыса и забыть смерть своего народа. Согласись она стать женой хана и страдания её матери станут напрасны. И духи предков никогда не примут её в свои чертоги.
Оя решила покончить с собой. Высыпала она в чашу с кровавым брусничным вином горсть травы Забвения, что всегда носила с собой. Сделала пару глотков отравленного вина и собиралась допить чашу до дня, когда быстрокрылый орел – любимец отца Кулумыса, влетев в узкую бойницу, выбил из её рук горькую чашу.
— Единственное спасение — ценой жизни стать ветром, птицей или рекой,- послышалось Ое в шелесте ветра. Вылетел орел в окно и вернулся, неся в руках кожаный мешочек, в котором шаманка их племени, мать Змеинго хранила порошок перевоплощений.
— Пусть я буду рекой, чем наложницей хана! — прошептала Оя и вдохнула волшебный порошок. Стало её тело прозрачным как хрусталь, и распалось на две звенящие струи. Выбежали эти две струи из башни, сбежали с гор и, вобрав в себя воду соседних ручьев и речушек, стали двумя реками Большой и Малой Оей. И только когда занятые ханским воинством земли Саян остались позади, соединились две речки вместе и потекли дальше, став единой рекой, которая и сейчас течет, принося людям жизнь, радость и счастье.
Истек срок отпущенный ханом Ое и очень удивились татары, обнаружив, что двери непреступной башни распахнуты настежь. Никого не нашли они наверху, только ноги промочили. С рассветом ушли люди хана из города, забрав всё добро Саянского племени и даже не стали добивать выживших воинов.
Не умер от ран Кулумыс. После ухода воинов хана нашла Кулумыса его собака Борзай и стала зализывать его раны. Очнулся Кулумыс и увидел, что из самой высокой башни бежит два ручья. Удивился Кулумыс: раньше этих ручьев не было. Поднялся он на самый верх и умылся прохладной хрустальной водой из обеих источников бьющих прямо из камня . В тот же миг зажили его страшные раны, как прежде бывало от целительного прикосновения любимой, и услыхал он прощальный голос Ои. « – Не печалься, Кулумыс. Стала я свободной и вечной. Испей моей воды, и я навсегда стану твоей.» Выпил воды Кулумыс и почувствовал, как тело его наполняется силой. И тут ему под ноги попал мешочек с волшебным порошком шаманки. Взял его Кулумыс с собой. Печальный шел он по разрушенному городу вслед за певучими хрустальными струями и неожиданно встретился со Змеинго и его матерью, собиравших по городу то, что не взяли с собой люди хана.
Разгневался на них Кулумыс. Понял он, кому Саянское племя было обязано своей погибелью. Стала мать Змеинго каменной великаншей и пошла на Кулумыса, заслоняя от него своего сына Змеинго. Не выжить бы Кулумысу в схватке с шаманкой, если бы не помощь Ои. Звонко запели водные потоки, и ударились о ноги великанши. Упала она на землю, рассыпавшись на отдельные каменные валуны, и стало её тело курумником или каменной рекой. Кулумыс не стал убивать Змеинго, а, изгнав его из поверженного города, сказал:
— Иди отсюда и пусть терзания твоей совести будут тебе самым жестоким наказанием за твое предательство! А чтобы Змеинго никогда не смог вернуться назад, взял он щепоть волшебного порошка шаманки и проглотив его, стал вечным стражем у врат родного города.
Шли века – окаменел Кулумыс, превратились в камень и строения города. Обтесал их ветер и дождь, придав странную форму, словно изваяв в них души.
Развалины «Каменного города» и поныне хранят память о легендарных героях племени Саян. – закончил наш гид и туристы стали неохотно расходиться по своим палаткам, поставленным в том самом гроте, что носил имя гордого героя племени Саян Кулумыса.»
Давно смолк голос нашего проводника. Час, другой и возле костра осталось всего пятеро. Остальные скрылись в своих палатках. Освещенные огнем лица моих новых знакомых казались совершенно иными. Пламя делало видимым то, что каждый из нас столь тщательно скрывал от окружающих в своей обыденной жизни. Слабо трещали дрова, медленно пожираемые призрачными язычками. Искры подобно диковинным светлячкам, устремлялись в далекое небо, но быстро гасли, превращаясь в невесомые частички сероватого пепла. Вот так наверное и тысячи лет назад люди сидели возле огня, следя за причудливой его игрой и наслаждаясь исходящим от костра жаром. В сумасшедшей круговерти городской жизни эти волшебные мгновения выпадали так редко. Кто-то из нас отрешенно смотрел в огонь. Кто-то, тихонько закрыв глаза, вслушивался в шепот таежной ночи. Я тоже любовался пляской огня, думая об извечных вопросах бытия - легко и свободно. В эти краткие мгновения душевного умиротворения все вокруг казалось таким же простым и естественным, как дыхание, как биение твоего собственного сердца. Это ускользающее ощущение сопричастности было именно тем, ради чего стоило жить. И возвращаться сюда – в этот волшебный затерянный мир снова и снова…
|
| |
| |
|
Город Vision:фэнтези,мистика,готика 
Искусство,история,юмор,проза,стихи 
