Франция. Абсолютная монархия

Наиболее полное, яркое и типичное выражение нашел себе абсолютизм во французской монархии XVII-XVIII веков. Недаром Людовик XIV, в наибольшем совершенстве воплотивший французский абсолютизм, надолго сделался образцом и идеалом для всех европейских монархов, стремившихся насадить абсолютизм в своих государствах.

Хотя установление абсолютной монархии во Франции связано, главным образом, с именами кардинала Ришелье и короля Людовика XIV, тем не менее, нельзя сказать, что она была их творением. Они только достроили то здание, которое постепенно возводилось в течение нескольких столетий.

Рост королевской власти во Франции самым тесным образом связан с постепенным территориальным и национальным объединением страны после Столетней войны. Причем территориальное объединение обособленных первоначально феодальных территорий в королевский домен способствовало естественным образом и сплочению национальному; и то и другое вместе способствовали упрочению королевской власти. Объединенная в руках короля Франция давала прочную реальную опору королевскому могуществу и тем самым обеспечила процесс дефеодализации королевской власти, то есть процесс постепенного ее отрыва от средневековых феодальных основ и утверждения ее на новых, государственно-правовых началах.

Исходным пунктом этого процесса во Франции, как и всюду, является возрождение римского права с сопутствующей ему идейной реставрацией неограниченной власти государя. Итальянское возрождение римского права скоро нашло отголоски во Франции уже при Филиппе Августе (годы правления 1180-1223), Людовике IX Святом (1226-1270) и при Филиппе IV Красивом (1285-1314). Про короля начинают говорить, что он - живой закон.

С конца XVI века наступает новый подъем королевской власти, и вместе с тем наблюдается решительный поворот в области политических идей, выразителем которых стал один из замечательных мыслителей своего века Жан Боден (1530-1596). В своем сочинении "О республике" (1576 год) он возвращается к римскому пониманию государства и государственной власти. Сущность государства, по его представлению, заключается в верховной власти, которая обладает тремя главными атрибутами: постоянством, неограниченностью и единством. Она постоянна, потому что всякая временная власть не может быть верховной. Не верховная она, если ограничена какими-либо условиями. Она едина, значит, не может быть поделена, например, между монархом и народным представительством.

Другим существенным фактором процесса была постепенная победа принципа наследственности над принципом избирательности в порядке передачи королевской короны. Родоначальником первой царствующей династии во Франции стал Гуго Капет, избранный на престол в 987 году. Нужно заметить, что избиравшие его феодальные сеньоры отнюдь не собирались отказываться от права выбирать себе королей и впредь, но делать им этого больше не пришлось: королевская корона из избирательной превратилась в наследственную.

Случилось это благодаря целой совокупности обстоятельств, из которых наиболее существенную роль играли: 1) непрерывность мужской линии капетингской фамилии в течение трех с половиной столетий (987-1328 гг.); 2) общая тенденция к наследственности всякого рода государственных должностей; 3)дальновидная политика самих капетингских королей, которые искусно умели пользоваться обоими отмеченными обстоятельствами в целях упрочения положения своей династии.

При наличии первых двух обстоятельств каждому из королей не стоило особенного труда склонить феодалов к "избранию" своего старшего сына на престол в качестве предполагаемого наследника. Вплоть до коронации Филиппа Августа монархи систематически заручались таким предварительным избранием. Начиная с Филиппа II Августа такая практика прекращается: она становится излишней формальностью. В силу длинного ряда прецедентов факт успел уже приобрести значение права.

Благодаря окончательно утвердившемуся принципу наследственности короны, с одной стороны, и благодаря территориальному усилению короля - с другой, при Филиппе Августе французская монархия делает решительный шаг к фактическому отделению королевской власти от ее первоначальных феодально-правовых основ. Характерен в этом отношении следующий эпизод. Филипп Август присоединил к своему домену графство Амьенское и в силу феодального обычая принял титул графа Амьенского. Но графы Амьенские состояли в вассальных отношениях к епископам Амьенским. Становясь графом Амьенским, Филипп Август делался в силу феодального права вассалом епископа Амьенского, которому как своему сюзерену должен был принести присягу верности. Поэтому закон был на стороне епископа, когда тот потребовал такой присяги. "Я не могу, я не должен никому давать присяги", - ответил Филипп. По какому праву он отказался от исполнения одного из категорических предписаний феодального права? Ответ может быть только один: по праву короля. Так рядом с ветхим зданием феодального права корона воздвигает новое здание, здание права королевского.

Было много различных обстоятельств, которые прямо или косвенно помогли французским монархам в этой постройке: крестовые походы, которые во Франции более, чем где-либо, расшатали экономические и политические устои феодализма; рост городов, в которых корона находит себе ценного союзника в борьбе с общим врагом - феодализмом; Столетняя война, нанесшая значительный удар по материальному и военному значению феодального дворянства, а с другой стороны, подчеркнувшая значение короля как живого олицетворения национального единства. Но особенно решающее значение для усиления государственного могущества короны имели два обстоятельства, связанные с Орлеанскими Генеральными штатами 1439 года. Обстоятельства эти были: введение постоянной армии под командованием короля и введение постоянной подати в пользу королевской казны. Если первое давало короне новое могучее оружие, то второе обогащало её материальными средствами и главное - фактически освобождало королевскую власть от контроля сословного представительства.

К началу XVI века завершается территориальное собирание Франции и вместе с ним заканчивается государственно-правовой процесс дефеодализации королевской власти. Франциск I (годы правления 1515-1547) представляет собой уже государя в новом смысле. Он - государь Божией милостью, управляющий государством посредством чиновников, командующий всеми вооружёнными силами королевства, держащий в своих руках верховную судебную и законодательную власть и не знающий никаких правовых ограничений своей власти. Одним словом, он - государь и государь абсолютный. Не существует более никакой власти в государстве, которая могла бы конкурировать с короной. С этого момента абсолютизм представляет собой совершившийся факт.

Сам парижский парламент, который столетие спустя сделается ярым антагонистом короны, провозгласил во всеуслышанье неограниченность королевской власти в качестве одного из основных начал государственного строя Франции. "Мы хорошо знаем, - говорил, обращаясь к Франциску, от имени парламента его президент, - мы хорошо знаем, что Вы выше законов, и ордонансы не имеют для Вас принудительной силы". Сравнивая современную им эпоху с еще недавним прошлым, старые вельможи меланхолически вздыхали: "Когда-то наши короли именовались "короли над свободными людьми", теперь им следовало бы именоваться "короли над рабами".

Совершившаяся политическая перемена находит наглядное отражение в королевском дворе: появляется многочисленный придворный штат со звучными титулами и громкими именами знатных феодальных фамилий. Франциск I положил начало той политике, которая достигнет полного расцвета при Людовике XIV, - политике привлечения феодальной знати к королевскому двору, чем достигался двойной результат: усиление внешнего блеска и представительности королевской власти, с одной стороны, с другой же - постепенное превращение своенравной и непокорной феодальной знати в дисциплинированную и раболепную придворную аристократию.

Но этому королевскому абсолютизму недоставало прочной организации. Королевская власть была абсолютной в том смысле, что не существовало таких сил, которые она не могла бы сломить, не существовало таких барьеров, через которые она не могла бы перешагнуть; но этой всесильной власти недоставало органов, которые бы служили постоянными проводниками ее от центра до самых отдалённых окраин королевства. Правда, существовали королевские чиновники: генерал-губернаторы, казначеи, королевские судьи, но все они к концу XVI века превратились в наследственных обладателей своих приобретенных должностей и фактически были независимы от центральной власти, органами которой они номинально считались.

Эта слабость монархической организации не замедлила сказаться самым чувствительным образом в эпоху религиозных войн. По словам одного современника, в эту пору многие генерал-губернаторы "ведут себя, как настоящие короли". Они устанавливают и собирают в свою пользу подати, набирают войска, ведут переговоры, заключают союзы - всё это не только без согласия и ведома короля, но зачастую и против него. Когда на долю Генриха IV (годы правления 1589-1610) выпала задача умиротворения и ликвидации внутренней усобицы, ему пришлось вести настоящие дипломатические переговоры с непокорными генерал-губернаторами и дорогой ценой выкупать у них области, на которые они уже смотрели как на свою собственность.

Свои идеи и представления о королевской власти Генрих IV активно проводил на практике. Начать с того, что вопреки многочисленным прецедентам, он по вступлении на престол не счёл нужным созывать Генеральные штаты, а ограничился лишь созывом именитых граждан в Руане в 1596 году для простого "совещания". Не особенно щадил Генрих и муниципальные вольности городов, замещая при случае выборные городские должности по своему усмотрению. Нельзя сказать также, чтобы он относился с неизменным уважением к традиционной независимости суда, не отступая при случае перед личным вмешательством в дело правосудия, что, впрочем, не противоречило тогдашним правовым понятиям, по которым король был главным судьей в королевстве. Не особенно церемонился новый монарх и с вольностями церкви, назначая, где нужно, епископов по своему усмотрению, и не стесняясь каноническими правилами.
Одним словом, Генрих IV ведет себя совершенно, как абсолютный государь, и во все продолжение своего царствования ни разу не созывает Генеральных штатов. Единственная ограниченность королевского абсолютизма заключается в личной умеренности и такте самого короля, считавшего за правило, что "король не должен делать всего, что может".

Возродившийся при Генрихе IV королевский абсолютизм получил новую особенность, ставшую потом достоянием "просвещенного абсолютизма" в XVIII веке. Отношение королевской власти к стране существенным образом меняется, и особенность эта состоит в том, что можно назвать правительственной опекой. Заботы государства уже не ограничиваются фискальными и судебно-полицейскими интересами: оно начинает заботиться о самом населении, начинает опекать народ. Правительству становится ясным, что благосостояние государства и процветание государственных финансов (или королевской казны, что в те времена было одно и то же) зависит от благосостояния народа и процветания народного хозяйства. Отсюда - прежде всего, забота об этом самом народном хозяйстве: земледелии, скотоводстве, промышленности, торговле. И хотя на первых порах правительство делает это неуклюже и неумело, но важен сам факт того, что государственная власть делает первый сознательный шаг к тому, чтобы выйти из традиционно узкой сферы фискально-полицейских интересов. Сначала сфера попеченей нарождающегося культурного государства ограничивается областью сельского хозяйства, которое тогда было главным источником народного богатства. Отсюда забота о сельском хозяине, крестьянине-пахаре.

Получив раз известие, что в Шампани крестьяне подвергаются грабежам со стороны королевских солдат, Генрих немедленно отправил туда гонцов с приказом "водворить порядок", дав им следующие наставления: "Если разорять мой народ, кто будет меня кормить? кто будет нести государственные повинности? кто будет оплачивать ваше жалование и пенсии? Боже сохрани! Кто обижает мой народ, тот меня обижает!" Не довольствуясь только мерами охранения, Генрих IV принимает ряд мер, направленных на поощрение развития сельского хозяйства: разрешается свободная торговля хлебом внутри королевства и свободный вывоз его за границу; за счет королевской казны осушаются болота; принимаются меры по охране лесов от истребления и так далее. И если не сбылось буквальным образом приписываемое Генриху пожелание, чтобы "у каждого крестьянина по воскресеньям была курица в супе", то, во всяком случае, благожелательные меры этого монарха не остались без положительных результатов.

Далее, целый ряд мер принимается Генрихом для развития различных существующих в зачаточном состоянии отраслей промышленности, а также для насаждения новых. И в общем меры эти были настолько плодотворны, что некоторые из отраслей промышленности Франции (кожевенная, стекольная, писчебумажная) вполне могут считать Генриха IV своим основателем. А, например, к шелководству король пытался привлечь даже сельское духовенство. Вообще, можно без преувеличения сказать, что французская промышленность в значительной мере ведет начало от Генриха IV.

Таможенные тарифы превратились в новое орудие экономической политики в руках правительства. Торговые договоры становятся всё более частыми и приобретают важное значение в международной политике. Принимаются первые серьёзные меры к улучшению путей сообщения, строятся новые дороги, искусственные каналы, углубляются русла рек, чтобы сделать их судоходными. Вскоре король учредил особое дорожное ведомство.

Наконец, внешняя торговля также не ускользает от внимания Генриха. Открытие Америки и морского пути в Индию разом широко раздвинуло рамки международной торговли. Заслуживает быть отмеченным тот факт, что при Генрихе IV Франция впервые становится колониальной державой. Первая колония, основанная при нем в Северной Америке (Канаде), получила название Новой Франции. Тогда же были сделаны первые попытки основать французскую колонию в Гвиане, осуществленные, правда, лишь при Ришелье.

Результатом хозяйственной политики Генриха IV было упорядочение финансов, уменьшение налогового бремени (кстати, с тех пор податная тяжесть во Франции никогда не уменьшалась) и подъём народного благосостояния. Генрих IV был последним из французских королей, который оставил своему преемнику запасной фонд, последующие монархи неизменно завещали своим преемникам долги, размеры которых увеличивались с каждым царствованием.

Генриха IV уже можно назвать абсолютным монархом. Но абсолютизм этот был слишком тесно связан с личностью самого монарха и с конкретными условиями исторического момента. Ему по-прежнему недоставало сколько-нибудь прочной организации: у королевской власти до сих пор не было постоянных и послушных органов. Выполнение этой задачи во французской истории связано, главным образом, с двумя именами: кардинала Ришелье и короля Людовика XIV.

Слабость монархической организации обнаружилась тотчас после смерти Генриха IV, когда власть за малолетством Людовика XIII оказалась в слабых руках к тому же довольно недалекой женщины Марии Медичи, объявленной опекуншей своего малолетнего сына. Все, что скрепя сердце, преклонялось перед мощью Генриха IV, снова подняло голову.

Крупные магнаты в 1614 году подняли восстание против регентши. Так как никаких серьёзных целей восстание не преследовало, фрондирующие магнаты тотчас согласились сложить оружие, как только им было предложено то, что они желали, то есть деньги: Конде получил из королевской казны 450 тысяч ливров, Майеннь - 300 тысяч ливров "на свадебные расходы", Лонгвиль - 100 тысяч ливров и так дальше, каждый в соответствии со своим весом в обществе. Операция настолько пришлась по вкусу благородным сеньорам, что они не могли отказать себе в удовольствии повторить её два года спустя, и на этот раз с не меньшим успехом. Конде получил целых полтора миллиона, его "союзники" - в соответствующей пропорции, причём регентша должна была официально объявить от имени короля, что благородными сеньорами "не было сделано ничего такого, что бы не вполне было благоугодно его величеству". Как ни много потеряли феодалы от своей былой мощи, у них ещё оставалось достаточно силы для того, чтобы при случае наделать хлопот правительству и напустить страху на центральную власть, особенно, когда та была в слабых руках.

Феодальная знать в XVI-XVII веках представляла собой элемент хронического мятежа. По своим сословным традициям класс этот был живым отрицанием всякого государственного порядка. Именно поэтому Ришелье, сокрушая дворянство как политическую силу, был далек от мысли подкапываться под его социально-экономическое положение как привилегированного сословия. Для кардинала Ришелье, у которого на первом плане стояли государственные интересы, заключавшиеся в водворении внутреннего порядка, важно было реформировать дворянство, поскольку оно являлось противогосударственной силой. Поэтому первым делом Ришелье после того, как он получил в 1524 году властное положение, было сломить господствовавший во дворянстве дух своеволия и приучить его к повиновению государственной власти. Последовал ряд суровых мер: нескольким мятежным магнатам пришлось сложить свои головы на плахе, другие были вынуждены доживать свой век в мрачных казематах Бастилии. Затем, в 1626 году по его инициативе вышел королевский эдикт, предписывавший "сравнять с землей все укрепленные замки, не находящиеся вблизи границ". Снос замков имел значение не столько фактического, сколько символического сокрушения феодальной знати. Наконец, по инициативе Ришелье был издан указ короля, запрещающий дуэли под страхом смертной казни. Массовые поединки носили все признаки частной войны, в которой ежедневно гибли десятки дворян. Но запрещенная дуэль приобрела лишь новую привлекательность из-за связанного с ней риска, поэтому указ не принёс желаемого результата.

С утратой былого политического значения французское дворянство не теряет своего привилегированного положения в социально-экономическом отношении. Так, за дворянским сословием было сохранено право не платить королевской подати, хотя в это время оно фактически уже не несло на себе тяжести воинской повинности, которой ранее оправдывалась эта привилегия. Нетронутым остался и сеньориальный суд, приносивший феодалам материальные выгоды.

Парламент, неохотно сносивший повелительный тон Генриха точно также поднял голову, как только последний навеки закрыл глаза. Вследствие малолетства наследника престола, на долю парижского парламента выпала важная политическая миссия - назначить опеку над королём. Таким образом, правительница Мария Медичи в качестве опекунши была ставленницей парламента. Но прошло немного времени, и Ришелье пишет членам этого представительного органа: "У вас нет иной власти, кроме той, которая вам дана королем". Парламенту было решительно поставлено на вид, что его полномочия исчерпываются вопросами правосудия. На этом основании парламенту от имени короля предписывалось все эдикты, касающиеся правительства и администрации, вписывать в свои реестры без дальнейших формальностей. Таким образом, с первой половины XVII века парламент, ставший фактически единственной преградой абсолютизму, был значительно ограничен в своих действиях.

Это была та сторона внутренней политики Ришелье, которую можно назвать отрицательной, поскольку кардинал пытался парализовать или сломить силы, противодействующие абсолютизму центральной власти: дворянство, протестантов, парламенты и остатки сословно-представительных учреждений. Но существовала положительно-созидательная сторона деятельности Ришелье, имевшая своей целью создать то, чего до сих пор не хватало королевской власти: соответствующую административную организацию. Нужно отметить, что организаторская деятельность Ришелье в данном направлении не имела характера единой планомерной реформы. В этом отношении он был верным продолжателем традиции французских королей, постепенно возводивших новое здание государственности рядом со старым, не столько ломая последнее, сколько предоставляя ему разрушаться от собственной ветхости. В результате получается коренная перемена в существе дела, мало заметная, однако, внешне. Прежние учреждения сохранились, но одни из них утратили свое былое значение, не приобретя взамен нового, другие - не потеряв старого, приобрели настолько новое значение, что роль этих учреждений в государстве коренным образом изменилась. К первым относятся высшие коронные чины, генерал-губернаторы и финансовые присутствия, ко вторым - королевский совет, статс-секретари и местные интендантства с подчиненными им субделегатами.

Еще до Ришелье королевский совет начинает заслонять собой высшие коронные чины, которые из-за своей наследственности стали непригодны в качестве органов королевской власти. Поэтому все важнейшие законодательные и административные акты подготавливаются советом, и большая часть актов монаршей воли издаётся от имени "короля в своём совете". Этот орган становится как бы воплощением высшей правительственной власти. Ришелье не внес никакой существенной перемены в это положение дела, он только сделал состав совета более послушным орудием королевской власти, сократив число его независимых членов, заседавших там в силу привилегии сана или по праву рождения, и увеличив количество советников по назначению короны.

Расширение правительственной деятельности королевского совета должно было естественным образом отразиться и на роли его ближайших органов - статс-секретарей, которые в то время являлись простыми канцелярскими посредниками и между советом и прочими административными учреждениями. При Ришелье, который был не только первым, но, в сущности, и единственным министром в королевстве, статс-секретари стали в ближайшую зависимость от первого министра. Со смертью кардинала статс-секретари освободились от этой зависимости и из канцелярских чиновников превратились почти в министров. История статс-секретарей после Ришелье есть история беспрерывного роста их правительственного значения. При Людовике XIV статс-секретарей будут уже величать монсеньорами - титулом, остававшимся до тех пор исключительной привилегией принцев крови и высших коронных чинов.

Рядом со статс-секретарями выдвигается еще один высший чиновник, который их вскоре даже заслонит собой - суперинтендант финансов. Первоначально он занимает одно из второстепенных мест в центральной администрации, но по мере того, как финансовые вопросы приобретают все более важное значение в жизни государства, растет и роль первого финансового чиновника - суперинтенданта.

Ришелье не уничтожил генерал-губернаторства как учреждения, но он положил начало той политике, конечной целью которой было превращение должности генерал-губернатора в почетную и доходную синекуру для придворной знати - в пышный титул без всяких действительных функций. А военное командование постепенно перешло в руки главнокомандующих в провинциях. Как правило, это были незнатные и небогатые дворяне, что заставляло их дорожить своей должностью и не противоречить государственным интересам.

Что касается финансовых присутствий, то Ришелье даже не пытался их реформировать: для этого понадобилось бы выкупить у казначеев их благоприобретенные должности, на что потребовалась бы колоссальная сумма, которой у правительства не было. Поэтому кардинал пошел своим излюбленным путем" наряду со старым учреждением создал новое - интендантство, которое даже не было оформлено законодательно. Оно появилось и развивалось постепенно, путем правительственной практики. Королевские комиссары и интенданты послужили тем материалом, из которого Ришелье создал провинциальные интендантства.
Так быстро рос и развивался разветвлённый бюрократический аппарат французского абсолютистского государства. Чиновники имели свои особые привилегии и до середины XVII века назывались "людьми мантии". Первоначально чиновничество в классовом отношении было однородным. Оно возникало в основном в городах и вербовало своих членов из среды городского патрициата и именитого купечества.

Политическая программа чиновного дворянства в начале и середине XVII века в основном совпадала с программой абсолютной монархии. Все слои нового дворянства были классовой опорой французского абсолютизма, его наиболее надежными пособниками.

С учреждением главнокомандующих в провинциях и провинциальных интендантов было положено начало той административной централизации, которая составляет характерную черту абсолютной монархии Франции. И Ришелье может с полным основанием считаться истинным родоначальником этой централизации. Людовик XIV является в этом отношении, как, впрочем, и во многих других, лишь продолжателем дела, начатого первым министром Франции, кардиналом Ришелье.

Царствование Людовика XIV (1643-1714) представляет собой последний шаг вперед в деле упрочения и закрепления абсолютизма во Французском королевстве путём развития административной системы. После смерти Ришелье (1642 год) и последовавшей за ней смерти Людовика XIII (1643 год) произошла новая реакция против королевского абсолютизма. Фрондирующая феодальная знать поднялась, чтобы возвратить себе свободу, поднялся также парламент, чтобы возвратить себе былое политическое влияние. Но сравнительно быстрое и полное фиаско этой фронды в 1648-1653 годах представляет собой лучшее наглядное свидетельство успехов, сделанных королевской властью при поддержке Ришелье.

Отменённое по настоянию фрондирующих парламентов новое могучее орудие центральной власти в лице провинциальных интендантов (случилось это в 1648 году) было немедленно восстановлено, получив еще большее значение в качестве общегосударственного органа. После того, как в Бретани было учреждено интендантство, не осталось более ни одного уголка в королевстве, где бы центральная власть не имела своего постоянного и непосредственного агента. С тех пор вся Франция оказывается покрытой сетью административной централизации.

С централизацией административной машины рука об руку идёт её бюрократизация. С тех пор, как после смерти кардинала Мазарини в 1661 году должность нового министра перестала существовать, четверо статс-секретарей вместе с канцлером и генерал-контролером сделались непосредственно подчиненными королю взаимозависимыми начальниками отдельных ведомств, то есть министрами в нашем понимании этого слова.

После упразднения должности суперинтенданта в том же 1661 году должность генерал-контролера приобрела новое значение во многом благодаря личным качествам и характеру деятельности своего первого представителя - Жана Батиста Кольбера, бесспорно самой выдающейся личности из всех министров Людовика XIV. В деятельности Кольбера с 1661 года по 1683 год находит себе небывало широкое развитие та правительственная опека, первые отчётливые признаки которой наблюдались в царствование Генриха IV. Эта опека над всеми сторонами народного хозяйства вырабатывается при Кольбере в законченную и стройную систему. Он уже не довольствуется ролью покровителя и поощрителя, а берёт на себя руководство всей экономикой государства. Кольбер выписывает из Англии мастеров и специалистов по части стальных изделий, которые до того времени Франция получала с Британских островов. Германия снабжала Францию жестяными изделиями - Кольбер спешит сманить несколько немецких мастеров этого дела. Своему посланцу в Венеции Кольбер поручает добыть наперекор местным строгим регламентам несколько зеркальных дел мастеров. Он стремится не только пересадить во Францию различные отрасли производства, но и довести их до такой степени совершенства, чтобы французские изделия сделались в состоянии не только конкурировать с зарубежной продукцией, но и по возможности стать вне конкуренции.

Со времени Кольбера генеральный контроль сохраняет эту сообщенную ему его основателем роль главного носителя того духа опеки, которым с тех пор все больше и больше проникается французская монархия. В генеральный контроль перемещается центр тяжести всей администрации, он по своей значимости уже превосходит королевский совет. Этой первенствующей роли генерального контроля не в состоянии было поколебать даже то обстоятельство, что преемниками Кольбера в этой должности были люди, далеко не обладавшие ни энергией, ни талантом великого министра. Кольбер был слишком крупной личностью для Людовика XIV: вообще не выносившего людей выдающихся, ему нужны были не государственные деятели, а аккуратные чиновники, не администраторы с широким почином, а раболепные исполнители монаршей воли. По этой причине Людовик систематически отстранял от всех влиятельных государственных должностей представителей феодальной знати.

Что касается парламентов, то им пришлось испытать на себе последствия своего участия в неудавшейся фронде: вопросы управления снова были изъяты из их ведения. С превращением интендантства в постоянное и общее для всей страны учреждение полномочия финансовых присутствий окончательно перешли к интендантствам. Наконец, относительно сословного представительства известно, что в последний раз Генеральные штаты были созваны в 1614-1615 годах, начиная с царствования Людовика XIV остатки сословного представительства продолжают жить лишь в провинциальных штатах Лангедока, Бретани, Прованса, Бургони и нескольких маленьких областей. Но и в отношении сохранившихся провинциальных штатов были приняты все меры к тому, чтобы они как можно меньше служили помехой для центральной власти и её областных органов.

Городское и сельское местное самоуправление оставалось до Людовика XIV практически нетронутым. Теперь правительственная опека привела систему самоуправления в упадок. Поводом к такому вмешательству, сопровождавшемуся массовым отчуждением коммунального достояния, главным образом, общинной земли, послужила неоплатная задолженность городов. Королевским эдиктом 1692 года все городские должности, бывшие ранее выборными, объявлялись продажными в пользу королевской казны. Эта новая политика правительства по отношению к городскому и сельскому самоуправлению является одним из первых образцов фискальной политики, ставшей впоследствии неизменным атрибутом французской монархии. Фискальность находила отражение и в росте налогового бремени, который далеко опережал рост платёжных сил населения. Значительно увеличивается число прямых и косвенных налогов, объявляется денежный сбор даже с таких актов, как крещение, бракосочетание и погребение. Общая совокупность лежащих на крестьянах повинностей - в пользу казны, церкви и сеньоров - часто поглощала весь доход земледельца, вследствие чего запашки сокращались, и прежде пахотные земли превращались в пустыри. Сбор подати редко проходил без вмешательства вооружённой силы и напоминал действия победителей в поверженной неприятельской стране.

Кроме того, были введены монополии различного рода, частью государственные, частью отдаваемые на откуп компаниям капиталистов (винная, соляная и некоторые другие).

Несмотря на страшное увеличение налогового бремени, далеко опережающее прогресс народного хозяйства, возрастание государственных доходов все-таки не поспевало за быстро растущими расходами. Красноречивей всего говорит об этом та сумма долгов, которую Людовик завещал своему преемнику. По вычислениям статистика Ловассера, сумма эта составляла до 3,5 миллиардов лир, что в 20 раз превышало годовой бюджет государства. Закономерен вопрос - откуда такое возрастание долгов?

Причинами этого явления стали три фактора: быстрый рост административного аппарата, расходы на установление культа королевской власти (Людовик XIV был щедр на руку по отношению к своим придворным), и, наконец, внешняя политика. На последнем факторе можно остановиться подробнее.

Идея мировой гегемонии, основоположником которой стал Филипп II Испанский, нашла себе спустя столетие нового выразителя в лице Людовика XIV. Результатом этой политики были, прежде всего, войны которые с незначительными перерывами тянутся кровавой полосой через все продолжительное царствование Людовика XIV. По приблизительным подсчетам эти войны поглотили по меньшей мере полный доход государства за 10 лет. Кроме того, они вызвали гибель до 1,5 миллионов человек взрослого мужского населения, что было чувствительной потерей для страны.

Но внешняя политика Франции не ограничивалась войнами. Там, где послушания нельзя было завоевать, его покупали. Как точно заметил историк Ардашев, "дело, незаконченное французскими солдатами, предоставлялось завершать французским луидорам". Так, многие из германских князей состояли на постоянной жаловании у Людовика XIV. В числе "пансионеров" французского короля находился и английский монарх, чье послушание обошлось Людовику в несколько миллионов. Система дипломатических подкупов была распространена Людовиком почти на всю Европу. "Пансионеров" французского короля можно было найти в Швейцарии, Италии, Генеральных штатах Голландии и даже в отдалённой Швеции. Словом, внешняя политика Людовика XIV была разорительным делом для Французского королевства.

Что касается сентиментальной личности монарха, то нужно отметить, что его слабостью были придворные церемониалы, двор короля увеличивался и рос изо дня в день. Роскошные балы давались с завидной частотой и постоянством. Если читать "Мемуары" самого Людовика невольно складывается впечатление, что он был и творцом своего собственного культа и Людовик почти боготворил себя в своих же собственных глазах, и дворцовый церемониал был частью той религии, которую французский король пытался создать. По словам Сен-Симона, Людовик XIV "на обоготворение своей власти потратил все свое царствование".

В тех же "Мемуарах" читаем: "Нация целиком заключается в особе короля". Это положение, заключающее в себе ту мысль, которая прозвучала в приписываемом Людовику XIV изречении "государство это - я", отмечает собой принципиально важный поворот в эволюции абсолютной монархии во Франции. Это уже не благодушный абсолютизм Генриха IV, и даже не категорический абсолютизм Ришелье; потому как и тот и другой ставили во главу угла государство и его интересы - Людовик же поставил туда особу короля. С этой поры направление французского абсолютизма резко разошлось с курсом просвещенного абсолютизма, девиз которого провозгласил Фридрих II Прусский: "Государь есть первый слуга государства".

Наконец, логическим следствием учения о божественности королевской власти было проникновение последней католицизмом. Со времени Людовика XIV французская монархия порывает с традициями, завещанными Генрихом IV и Ришелье, в глазах которых "хороший француз важнее хорошего католика", и делает решительный шаг назад, возвращаясь к изжившим себя традициям Филиппа II Испанского, чьим правнуком был Людовик XIV. В 1685 году вышел королевский указ, которым отменялся Нантский эдикт 1589 года, предоставлявший протестантам свободу вероисповедания. Король в качестве "старшего сына католической церкви" не желал более терпеть еретиков в своём государстве. Началась настоящая травля протестантов. Несмотря на запрещение, они целыми толпами бежали из страны. За 65 лет после отмены Нантского эдикта Францию покинули более 400 тысяч человек, в том числе немало коммерсантов, предпринимателей и заводских рабочих, что значительно затянуло развитие капиталистических отношений. Естественно, что такая политика привела к упадку благосостояния страны.

Людовик XIV, умирая, оставил своему наследнику разоренное королевство и такую брешь в государственных финансах, которую едва ли даже можно было заделать: общая сумма оставленного им государственного долга превышала в 20 раз валовой и в 25 чистый доход государства. Блестящее по видимости царствование было, вероятно, самым тяжелым из всех пережитых Францией. В нем ключ к пониманию неизбежности Великой французской буржуазной революции в 1789 году, положившей конец абсолютной монархии.