Когда-нибудь оно наступит, это «завтра»

Слэш на дух не переносил нравоучений.
Можно сказать, он был сыт им по горло.
А чего вы хотите, если ваша мать – учительница в средней школе, которая всю жизнь преподавала литературу и ничего, кроме своих пыльных желтых книжек, не признавала?
То, что эти книжки написаны людьми, которые умерли в лучшем случае полвека назад, и содержали в себе вековую житейскую мудрость, Слэша нифига не утешало. Потому что он был молод, горяч и жаждал острых ощущений.
По окончанию школы он решил дернуть из Фоксхоула куда глаза глядят. Возможно, Нью-Йорк, где, как туманно намекала мать, жил его отец, которого он никогда не видел. Или в Новый Орлеан – все-таки поближе к родным местам.
Слэш трезво оценивал свои шансы – умом он не блистал, аттестат получится так себе. Зато он был звездой школьной команды по бейсболу («Антилопы, вперед!») и мог бы рассчитывать на спортивную стипендию в колледже. Но Слэш не хотел учиться. Его не привлекала ни спортивная карьера, ни какая бы то ни было иная. Если честно, он сам не знал, чего хочет, и уж точно в свои шестнадцать не думал о том, как проведет ближайший десяток лет. Определиться ему поможет большой город. Он был в этом абсолютно уверен. Поэтому с олимпийским спокойствием ждал окончания школы и того момента, когда сможет уже слинять из Фоксхоула.
Но это радостное событие должно произойти в его унылой жизни – окрашенные в серое монотонные будни, редкие яркие всплески вечеринок на уик-энд – лишь через два долгих месяца. А пока Слэш запирался в своей комнате, наливался шипучей содовой и без конца слушал “The Symmetry of Pain” – любимую рок-группу. Он намеренно включал басы на полную мощь, чтобы не слышать причитаний матери под дверью. Иногда он подпевал – фальшиво, но громко. Это был его способ заглушить невыносимо-колкую боль в сердце. Неудовлетворенность. Вот каково было название этой боли.
В конце концов, Слэш не выдерживал – нытье матери становилось просто физически невыносимым, хватал короткую кожанку и выходил из своего убежища, тщательно заперев дверь на ключ – у матери была прискорбная привычка наводить «порядок» в том царстве хаоса, в который ее единственный сын превратил свою комнату. После ее уборок Слэш не мог найти даже самых необходимых вещей. Поэтому он всегда перестраховывался.
– Ты куда, сынок? – у матери было искренне удивленное лицо с карими, чуть навыкате глазами больной собаки.
– До мастерской, – буркнул Слэш. Он опустил взгляд в пол, лишь бы не видеть ее.
– О, мальчик мой, но скоро будет готов ужин, – мать огорченно всплеснула руками и даже часто-часто заморгала ресницами, словно собиралась расплакаться.
«Мальчик» полоснул по ее лицу невидящим взглядом.
– Поем у Джаза!
Мать поморщилась – Джаз не входил в число ее любимцев. Но Слэшу было плевать – в мастерской у Джаза можно было подзаработать, выпить пива, не предъявляя при этом удостоверения, или просто потрепаться о том о сем с другими, сбежавшими от докучной опеки предков пацанами. Свободу Слэш ценил превыше домашней еды.
– Малыш, ты испортишь желудок, – всполошилась мать, скорбно вздыхая и складывая руки на плоской груди. – Не дело это, питаться гамбургерами и быстрорастворимой лапшой. Сначала покушай, а потом иди гулять. Только не допоздна – мало ли кто шляется по улицам в ночной час.
Слэш остановился у входной двери и обернулся на мать, стоявшую сверху на лестнице. Неужели она всерьез полагала, что ее сына – рост шесть футов, вес тринадцать стоунов – сможет кто-либо «обидеть»? Разве что какой-нибудь здоровяк-дальнобойщик, застрявший в мастерской у Джаза, да и то при взгляде на лицо Слэш у всякого пропадало желание связываться с ним. Не случайно ведь он получил свое прозвище?!
Слэш злобно ухмыльнулся, повергнув мать в легкий шок, и все так же молча вышел из дома. Атмосфера, которая царила в их коттедже, как будто душила его, хотя, к чести матери, домашнее хозяйство она вела идеально – всюду восковый аромат полироли, засушенные розы, самотканные коврики и – книги, книги, книги. Порой Слэш даже трясся от мысли, что из года в год ему придется возвращаться в этот уютный домашний ад, если он вовремя не чухнет из Фоксхоула.
На улице было свежо – весна еще только-только входила в свои права. С болот тянуло солоноватой сыростью, от чего у Слэша возбужденно покалывало в легких. Местный климат был губителен для пижонов, которые часто заезжали в их городок – то на ярмарку, то по делам, то на дозаправку. Некоторые из них задерживались, находили работу и пускали здесь корни. Например, семья Элис Эдвардс.
Док Эдвардс был отличным хирургом – именно он три года назад зашил лицо Слэша, сотворив настоящее чудо. Если бы Слэш носил шляпу, то почтительно снимал бы ее каждый раз, когда сталкивался с Доком Эдвардсом.
Его дочь Элис была настоящей красоткой – стройная миниатюрная блондинка с внимательными умными глазами. Она была отличницей и главным редактором школьной газеты. При этом она вовсе не задирала нос и одинаково ровно, с дружелюбной улыбкой, общалась и со Слэшем и ему подобными, и с задохликами из шахматного клуба.
С Элис мечтал встречаться каждый второй парень в Фоксхоула, если он уже достиг половой зрелости и еще не окончательно впал в маразм. Но она всех отшивала – мягко, но решительно. Потому что, по ее же словам, ее мечтой было не мещанское семейное счастье, а настоящая журналистская карьера в каком-нибудь крупном, желательно – международном издательстве. Ее выбор уважали, потому что в Фоксхоула еще не было собственных знаменитостей, хотя старожилы утверждали, что актриса Энн Мейфер, достигшая небывалой славы в Голливуде в конце сороковых, была родом из их краев.
Слэш никогда не делал попыток закадрить Элис Эдвардс – она была птичкой не его полета. Конечно иногда он поглядывал на нее с удовольствием, в мягким волнением в сердце вспоминая, как помог собрать ей рассыпавшиеся листовки, напечатанные на бледно-розовых листах и призывающих выйти на субботник в Моррисонвильский заповедник.
Не, Слэшу не нужна недотрога. В его вкусе были совсем другие девчонки – Оливия Хоумли из параллельного класса или Джекки, официантка из «Фламинго». Есть за что подержаться и что пощупать, причем без всяких слюнявых обещаний и признаний!
На полпути к автомастерской Джаза Слэш понял, что действительно проголодался. Сейчас он был здорово на мели – карманные деньги, что выдавала мать каждую неделю, были успешно потрачены на масляный картер для «Бьюик Сенчури» 1961 года, доставшийся ему в наследство от дядюшки Картера, двоюродного брата матери. Дядюшка Картер прошел ужасы Вьетнама и окончательно свихнулся после демобилизации. Он провел остаток своей искалеченной жизни (без малого пятнадцать лет!) в клинике для душевнобольных в Моррисонвилле. Его сестра – мать Слэша – навещала его в первое воскресенье каждого месяца. Она же была его душеприказчицей за неимением других родственников и доверенных лиц – родители дядюшки Картера давным-давно почили в бозе. «Бьюик» после недолгих материных колебаний выпросил Слэш – тогда ему было лишь четырнадцать, но он уже умело манипулировал материнской любовью.
Красно-серый «бьюик» двадцать лет простоял в гараже, и это не могло не отразиться на внутреннем износе. Слэшу предстоял долгий и кропотливый труд по реанимации «старичка». Однако этим он занимался с удовольствием, целыми днями пропадая с мастерской Джаза. Для него «Бьюик» был не просто дорогостоящей, раритетной игрушкой. Это было средство намечаемого побега!
Черничные сумерки сгустились над сонным Фоксхоулом. На Даймонд-Стрит, главной улице города, вспыхнули неожиданно яркие желто-лунные фонари. Слэш нырнул в ближайший закоулок – сейчас ему не хотелось столкнуться с кем-нибудь из знакомых, не хотелось пустых беспечных разговоров. Сунув руки в карманы старых джинсов, выцветших до бело-голубого цвета, и слегка ссутулившись, он бесстрашно топал вдоль Цыганского поселка – целого квартала нищих хижин, где ютилась городская беднота. Здесь жили приятель Слэша – Кори, андрогинный блондин с выразительными голубыми глазами на эфемерно-ангельском лице. Они дружили уже лет семь, почти с того самого дня, когда Кори привезла сюда его бабка Евсебия.
Слэш и сам не мог разобраться в тех чувствах, что он испытывал к Кори, ведь этот парень так разительно отличался от всех его знакомых. То, что Кори явно не от мира сего, Слэш осознал не сразу. А когда понял, что его новый приятель явно с «приветом», отрекаться было поздно – слишком уж они привязались друг к другу.
Дружбу с Кори Слэш тщательно скрывал. Да и Кори не стремился обратить на себя внимание. Они часто прогуливали школьные занятия, шляясь по лесу или зависая у Джаза, где Слэш лежал под днищем своего ненаглядного «бьюика», а чистюля Кори сидел на здоровенной канистре из-под бензина, болтал ногами и языком и изредка помогал Слэшу, подавая разводные ключи или смазочное масло.
Дом Кори, вернее, его тетушки Джей, находился на отшибе Цыганского поселка. В народе его называли Домом на болотах и предпочитали обходить стороной. Почему? Хороший вопрос.
Как-то раз Кори пытался объяснить это оказавшемуся на редкость бестолковым Слэшу. Обычно новую нужную информацию тот схватывал на лету, ибо вовсе не был тупым громилой, за которого его часто принимали. Но единственное, что уловил Слэш, относилось к иррациональной области мистики, если не сказать – фантастики. Поэтому Слэш равнодушно махнул рукой на бабьи сплетни и продолжал бывать в Доме на болотах с завидной регулярностью.
Кори спустился вниз, на веранду позади Дома, услышав свист Слэша, имитирующий голос сойки – этому Слэша научил его чудаковатый приятель. На нем были плотные вельветовые брюки, черная водолазка и ветровка, как будто Кори куда-то собирался. Слэш удивленно вскинул черную бровь – обычно Кори не выходил из Дома после заката.
– Куда это ты собрался, м? – проявил он любопытство.
– Ты же к Джазу, – в голосе Кори было лишь безмятежное спокойствие.
– Ну да, – Слэш поскреб затылок, – но ты вроде со мной не собирался.
– Не собирался, – согласно кивнул Кори, – а теперь вот собрался… Пошли давай – мне надо вернуться к ужину.
Настойчивость парня была удивительной и непонятной – обычно Кори избегал проявлять инициативу, предпочитая быть ведомым, а не ведущим. Слэш послушно зашагал следом, не задавая лишних вопросов. Если приятель что-то задумал, то ему лучше молча подчиниться, ибо легче остановить цунами, чем упрямого Кори.
Через задние дворы она покинули Цыганский поселок, темной колдовское место. Будь Слэш суеверен или набожен, он непременно перекрестился бы.
До мастерской Джаза они добрались быстро, избегая освещенных людных мест. Как вампиры, подумал Слэш и усмехнулся. Кори обернулся через плечо, но оставил его ухмылку без комментариев. И правильно – Слэш вряд сумел бы объяснить причину своего внезапного веселья.
Джаз – невысокий чернокожий крепыш с тугими дредами под растаманской вязаной шапкой цвета эфиопского флага. Он курит марихуану, философствует о современной культуре «Вавилона» и слушает рэгги. В его глазах – вечный туман, но мыслит он вполне здраво.
Все это не мешает Джазу быть уважаемым в городе человеком. Еще бы, презрительно хмыкнув, думает Слэш, ведь на многие мили вокруг нет ни одного приличного автомеханика. А Джаз, хоть и человек Раста, но дело свое знает. И берет недорого.
Поэтому даже чванливый шериф Лумис, пузатый и усатый как морж, закрывает глаза на «садоводство» жены Джаза, которая выращивает марихуану в теплице, и ограничивается лишь предупреждениями.
– Здорово, брат! – отвечает Джаз на громкое приветствие Слэша. Он бросает долгий задумчивый взгляд на молчаливого Кори, который маячит за спиной Слэша, и кивает и ему. В ответ Кори тоже кивает и шустро забирается на пресловутую канистру – как курица на насест.
– Я голодный как бродячий пес, – пожаловался Слэш.
– Что, мамаша тебя уже и кормить перестала? – ухмыляется Джаз.
Упоминание о нудной матери испортило Слэшу настроение. Он не хотел говорить на тему своих с нею отношений, поэтому снял куртку, небрежно бросив ее на верстак, и буркнул:
– Дак ты не дашь мне умереть от голода?
– Согласись, парень, что моя женушка печет самый съедобный в округе ореховый хлеб, – заявил Джаз, удаляясь за шторку, за которой находилась импровизированная кухня. Он вернулся оттуда с двумя алюминиевыми чашками с горячим сладким густо-коричневым чаем и крупно нарезанной половинкой утреннего каравая. Он поставил угощение прямо на верстак – порядки здесь были самые простые, кухонного стола в мастерской никогда и не водилось, и вернулся к текущим делам (напрягая лоб, он производил подсчеты в толстой замусоленной книге).
Пока Кори, обжигаясь, тряся тонкими хрупкими пальцами и дуя на чай, пытался сделать хоть глоток живительного напитка Джаза, Слэш умял всю половину каравая. Урча как бездомный пес, он похлопал себя по животу, остающемуся, впрочем, плоским и спортивно-подтянутым, и широко улыбнулся шрамированными губами:
– Спасибо, Джаз, ты настоящий чел!
– Угу, – отозвался человек Расты, не поднимая головы. От усердия у него на голове даже выбившиеся из косиц волоски наэлектризовались. Скорее всего, он даже не слышал Слэша. Впрочем, тот был не в обиде – у каждого ведь свои закидоны.
– Не знал, что ты хочешь провести здесь весь вечер, – сказал Слэш Кори вполголоса. – Обычно ты только по пятницам свободен.
Кори посмотрел на него серьезными и как будто чуточку задумчивыми глазами.
– Сегодня я должен быть с тобой.
– Что, опять видел очередной сон? – Слэш хотел пошутить – уж больно не по себе ему было от такого кориного взгляда. Но, к его удивлению, приятель не завозмущался и не шлепнул его по плечу по своему обыкновению. Просто взгляд Кори как-то поскучнел и погас. Опустив взор, он демонстративно начал дуть на чай.
– Прости меня, малыш, – Слэш поднял руку, чтобы потрепать Кори по мягким, падающим на хрупкие плечи волосам цвета налитой солнцем пшеницы, но в последнюю секунду передумал, смутившись. «Что это я тормошу его словно девчонку?» – раздраженно подумал он и даже отошел в сторону.
Кори мотнул головой, дескать – да все в порядке, и сделал аккуратный маленький глоток. Иногда эта его манерность страшно раздражала Слэша, но сегодня он чувствовал себя не в своей тарелке.
Но, занявшись любимым делом, он позабыл и о Кори, и о своих неоформленных мыслях. И даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал его тихий отстраненный голос:
– Можно я музыку включу?
– Ага, действуй, – отозвался Слэш из-под капота.
Краем уха он услышал, как Кори соскочил с канистры и стал вертеть колесико приемника в поисках музыкальной радиостанции. При этом он что-то почти беззвучно напевал себе под нос. Что-то вроде: “Don’t cry tonight”.
Но когда из маленького переносного транзистора вырвался сочный, чуть хрипловатый баритон Аксла Роуза, Слэш резко вскинул голову и уставился на Кори.
– Какого?...
Но Кори его не слышал – он стоял у настежь распахнутой двери мастерской и пытался заглянуть за край глубокой темноты, со всех сторон окружившей мастерскую и заправочную станцию перед ней.
– Ты чего, малыш? Надумал чего? – вытирая ветошью заляпанные густым маслом руки, Слэш встал рядом с приятелем.
– Давай завтра пойдем в лес? – предложил Кори торопливо, вскидывая ставшие вдруг огромными глаза.
– Да не вопрос!
– Обещаешь?
– Обещаю!
– Честно-честно?
– Ну что за детский сад? Обещал же…
Кори умиротворенно вздохнул. Слэш уже собирался спросить, что это на него нашло, как вдруг темноту разорвал неожиданно яркий свет дальних фар. Под громкий попсовый мотив перед заправочной колонкой выкатил серебристый «Форд», относительно новый и относительно чистый. Номера штата Мичиган. Далеко забрались ребята!
Хлопнула дверь. Развязной походкой хозяина жизни к замершим в дверях мастерской парням подошел красивый мулат в узких черных брюках, плотно обтягивающих его стройные ноги, и шелковой фиолетовой рубашке, расстегнутой до самого пупа. Слэш уставился на его обнаженную, лишенную растительности грудь. «Стопудово качается», – подумал он, но тут же его мысли приняли иной, не такой спокойный поворот, когда он услышал в свой адрес:
– Чего уставился, деревня?
Мулат смотрел нагло и явно нарывался на неприятности. Кори чувствовал, как напрягся Слэш, и бросил умоляющий взгляд на Джаза. Но тот был слишком поглощен своей математикой.
– Ты кого пид’ром назвал, сука городская? Или сам с собой тут разговариваешь? – Слэш говорил спокойно, но взгляд его вызывал трепет.
– Оборзел, деревенщина? – мулат выглядел обозленным – видимо, не такой реакции он ожидал на свои слова. Хотя какой иной реакции можно ожидать от здоровяка с раскромсанным лицом, подобного Слэшу.
Слэш нехорошо ухмыльнулся, обнажив крепкие белые клыки.
– Ты непра’льн’ начал разговор, придурок. Ес’ тебе нужна заправка, то езжай в Моррисонвилль – здесь ты бензина точн’ не получишь.
– Ты владелец что ли?
Слэш демонстративно сложил на широкой груди руки-кувалды, привыкшие как к тяжелой физической работе, так и к хорошей уличной драке. Он не переставал ехидно улыбаться.
Вместе с едким сизым облаком из машины вытекли два приятеля мулаты – толстый негр, совсем юнец, и белый мужчина лет под тридцать.
– Ну чего там, Олли? Бензина нет? – жеманным голоском, от которого Слэша передернуло, спросил юнец.
– Мозгов тут кое у кого нет, – через плечи бросил тот, кого назвали Олли, но взгляда от лица Слэша не отвел. В нем чувствовалось напряжение, словно он уже был готов к драке.
Кори, надеясь, что конфликта все же можно еще избежать, выступил на шаг вперед.
– Я м-могу п-п-позвать хозяина, е-е-е-сли н-нужно, – сказал он, заикаясь от смущения. Все взоры устремились на него, отчего парень вспыхнул как маков цвет.
¬– «М-могу п-п-позвать х-хозяина», – грубо передразнил его Олли, и в то же мгновение спланировал на землю у ног своих ошалевших приятелей. Слэш небрежно встряхнул кистью руки, восстанавливая кровообращение от удара, которым наградил мулата.
– Ты чего? – взвизгнул толстый юнец, бросаясь помогать Олли. Тот резко откинул его руку и быстро поднялся. Его рубашка была здорово испачкана сзади, а узкие штаны треснули прямо в паху. Но он этого не заметил, ибо с налитыми бешенством глазами как бык бросился на Слэша.
– Офигел? – проорал он и вломился головой в живот Слэша. Тот дрогнул, но устоял. Обхватив Олли за торс, он стал отдирать его от себя, поминутно мутузя кулаками под тощие ребра.
Толстый негр причитал девчоночьим голосом, стоя на коленях. Белый взирал на потасовку с отстраненным интересом, словно игрок, поставивший на обоих борцов.
Кори отступил на шаг. Он с хрустом сжимал руки, то и дело наклоняясь корпусом вперед, словно желая броситься в драку и помочь другу. Позвать Джаза, который вмиг навел бы порядок с помощью биты или заряженного солью ружья, ему даже в голову не пришло.
Наконец чернокожий юнец пришел в себя. Посчитав, что перевес силы явно не на стороне его приятеля, он с отчаянным воплем, которому бы позавидовали даже воинственный индейца племени апачи, бросился к дерущимся парням, вокруг который сгустилось пыльной облако. Он хватал Слэша на руки, щипал и дергал за волосы, скорее отвлекая, чем нанося серьезный ущерб. Ревя, словно пойманный в капкан медведь, Слэш повел плечом, и откинутый толстяк кубарем откатился от него, шлепнувшись на толстый зад и взвыв нечеловеческим голосом. По мнению Кори, ничего страшного с ним не произошло. Однако белый посчитал иначе. Потому что в его мускулистой руке блеснул стилет, явно нацеленный на голову Слэша.
Крепко сжав зубы, Кори кинулся ему наперерез. Может, все и считали его маленьким и хрупким, а посему – совершенно беззащитным, но он таковым не являлся. Для своих шестнадцати он был вполне хорошо физически развит. Поэтому в его лице белый встретил достойной сопротивление.
Наверное, если бы у Кори было больше опыта уличных драк, он не отвлекся бы на серебряное сияние и не получил бы страшный удар в висок. Как подкошенный, он беззвучно рухнул на пропитанную масляными и бензиновыми подтеками землю.
Даже в пылу драки Слэш заметил, что его друг лежит в пыли без признаков жизни. Еще он увидел белого, который с хищной улыбкой бежал на него, Слэша. Совместив оба факта и прийдя ко вполне определенным выводам, он резко отстранил мулата от себя и от души впечатал кулак в его смазливую физиономию. Захлебнувшись кровью, хлынувшей из носа, Олли упал на четвереньки, а потом и вовсе свернувшись калачиком и всем своим видом изображая невинную жертву.
Парень со стилетом не представлял для Слэша серьезной угрозы. Он с каким-то злорадным трепетом ожидал его нападения.
Но его тайное желание – повергнуть в пыль и этого врага – не осуществилось: белый замер на полпути, уставившись куда-то за плечо Слэша.
– Брось игрушку, – услышал Слэш голос Джаза.
Белый повиновался.
– Забирай своих дружков и проваливай с моей земли!
Чернокожий юнец уже спрятал свою трусливую задницу в машине. Белый парень помог подняться недостойно скулящему и держащемуся за расквашенный нос Олли и почти втолкнул его в салон. Меньше чем через пять минут машина резко сорвалась с места и исчезла во тьме.
Не оглядываясь на Джаза, но отчетливо услышав щелчок предохранителя, Слэш бросился к Кори, который не шевелился и даже, казалось, не дышал. Правый висок был испачкан густой грязно-малиновой массой, напоминавшей подгнившее варенье его мамаши. Слэш боялся дотронуться до Кори и тем самым нанести еще больший ущерб.
Кусая губы, он бессмысленно повторял:
– Черт, как же так?... Как же так, а?... Ну как же так?......
Словно услышав его горестные стенания, Кори вдруг открыл очень-очень светлые глаза и сиплым голосом спросил:
– Уже все, да?... Ты… живой?... Я тебя… спас?...
Мало понимая, о чем говорит приятель, но до смерти довольный, что тот пришел в себя, Слэш бессмысленно кивал головой, как китайский болванчик, и чуть не всхлипывал от облегчения.
– Все хорошо… Честно-честно… Мы живы… Ты и я…
– Хорошо звучит, – одобрил Кори, чуть прикрывая веки.
– Еще бы, – фыркнул Слэш. – Когда придешь в себя, я тебе такую взбучку устрою – мало не покажется.
– Не давай ему заснуть, – приказал Джаз, склоняясь над плечом Слэша. – «Скорая» уже едет.
Слэш пробормотал что-то, весьма отдаленно напоминающее благодарность. На самом деле он почти не слышал Джаза, взгляд его не отрывался от безмятежное лица Кори, который, кажется, опять потерял сознание. Слэш осторожно обхватил его пальцы своей большой ладонью с разбитыми в кровь костяшками и жесткими желтоватыми мозолями на подушечках и слегка сжал. Он не умел действовать в таких деликатных случаях так же решительно, как в драке. К счастью для него, дух Кори «ушел» недостаточно далеко и «вернулся» в ответ на рукопожатие.
– Завтра мы пойдем в лес, – отчетливо сказал Кори, не открывая глаз. Дыхание его стало сбивчивым. Кровь из страшной раны, на которую Слэш избегал даже смотреть, стала сочиться пульсирующими как вскрытое сердце толчками. Лицо покрылось испариной, и Кори даже стал как будто задыхаться.
Тем не менее, он продолжал:
– Ты обещал, помнишь?... Недавно я нашел классную полянку посреди болота – там семейство уток живет… У них даже уже потомство вывелось, хотя еще слишком рано… Я тебе покажу… Только возьми немного хлеба – они жутко прожорливые… Тебе там понравится… Так тихо… Никого нет… Даже воздух как будто замер… Слэш… Ты помнишь?... Завтра…
– Конечно, малыш, я помню!
Глаза Слэша расширились от того, что белки совершенно пересохли, словно под веки чья-то садистская рука мелкого песку или опилок насыпала. Он не знал ранее этого чувства душевной боли и безысходности, когда прямо на твоих руках угасает жизнь дорогого тебе существа.
Кори… не умирай…
Он не знал, сказал ли это вслух.
Впрочем, слова теперь были не нужны – худенькое тело Кори обмякло и потяжелело, а голова неловко откинулась вбок.
Слэш осторожно обхватил его затылок ладонями и переложил светловолосую голову на свои ляжки. На его лицо, иссеченное глубокими рваными шрамами, было больно смотреть.
Док Эдвардс ловко выбрался из машины «Скорой помощи», с оглушительным звуковым сигналом влетевшей на стоянку перед автозаправкой. Его глазам предстала странная картина – крупный подросток, которого он собственноручно латал пару-тройку лет назад, убаюкивал в своих мощных руках бледно светящийся ареол, в котором Док не сразу признал робкого нелюдимого племянника Джей Деверо.
Доку стало не по себе – Слэш громко рыдал.

Автор Майкл Винницкий