Парижская коммуна. Взгляд со стороны

«Франция, Париж!» - вздыхают мещане с претензией на эстетство. «Пари тужур Пари», «Париж - город любви», «Париж - столица моды», «Элегантные парижанки» - всем мы знаем эти штампы массовой культуры, рекламного бизнеса. Образованные обыватели, конечно, знают, что Франция - страна художников-импрессионистов, писателей Бальзака, Стендаля, Золя, Гюго, философов-экзистенциалистов Камю, Сартра, кинорежиссеров Годара, Трюффо, Азона. Может быть, кто-нибудь помнит, что во Франции жили знаменитые просветители и энциклопедисты Дидро, Вольтер, Монтескье, Руссо, Гельвеций. Но для революционеров Франция - живая иллюстрация марксистской теории исторического материализма, страна, где каждый сдвиг в экономике получал самое последовательное политическое выражение, где классовая борьба приобретала классические формы.

Эта страна подарила революции язык
(влияние Великой французской революции)

«Во Франции, - писал Фридрих Энгельс, - в наиболее резких очертаниях выковывались те меняющиеся политические формы, внутри которых двигалась классовая борьба и в которых находили свое выражение ее результаты. Средоточие феодализма в средние века, образцовая страна единообразной сословной монархии со времен Ренессанса, Франция разгромила во время великой революции феодализм и основала чистое господство буржуазии с такой классической ясностью как ни одна другая европейская страна. И борьба поднимающего голову пролетариата против господствующей буржуазии тоже выступает здесь в такой острой форме, которая другим странам неизвестна». Конечно, после Октябрьской революции страной, где в самой острой форме шла борьба рабочих против буржуазии, является наша с вами Россия. Но не будем забывать и об Испании 1936-1939 годов.
До Великой французской революции буржуазные революции уже отгремели в Голландии и Британии. Но именно великая революция во Франции, которая началась через полтора века после революции английской, стала классическим типом буржуазной революции. «Возьмите великую французскую революцию, - говорил Ленин. - Она недаром называется великой. Для своего класса, для которого она работала, для буржуазии, она сделала так много, что весь XIX век, тот век, который дал цивилизацию и культуру всему человечеству, прошел под знаком французской революции». По правде сказать, ленинское утверждение, что XIX век «дал цивилизацию и культуру всему человечеству», кажется весьма спорным, но то, что не только он, но и начало ХХ века прошло под знаком великой революции во Франции, несомненно. Ее отголоски ощущаются и сейчас. Эта революция создала даже специфический язык символов, на котором и по сей день говорят революционеры всего мира.
Несмотря на то, что «Марсельеза» - официальный гимн Франции, ее звуки, как и звуки «Интернационала», волей-неволей порождают революционные ассоциации, призывают к борьбе за освобождение.
Почти все российские социалисты, начиная с героев «Народной воли», не исключая большевиков, в годы царизма боролись за Учредительное собрание. Но откуда пришло это понятие - Учредительное собрание? Из французской революции. Именно парламент с таким название 26 августа 1789 года принял Декларацию прав человека и гражданина, где «свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению» признавались «естественными и неотъемлемыми».
Ленин говорил, что большевики являются якобинцами русского революционного движения. А кто такие якобинцы? Так называли себя французские революционеры, которые осенью 1789 года начали собираться в библиотеке монастыря Святого Якова. После того, как из этого объединения (клуба, как тогда говорили) были удалены все сторонники конституционной монархии, якобинцы стали одной из самых радикальных фракций французской революции. Радикальней были только «бешенные» - плебейские революционеры, священник Жак Ру и его товарищи.
Как большевики назвали свое правительство? Совет народных комиссаров. А откуда пришла эта мода на комиссаров? Тоже из Франции! В годы Великой французской революции революционный парламент - Конвент - посылал в департаменты и армию специальных уполномоченных с чрезвычайными полномочиями для подавления контрреволюции. Их называли комиссарами.
Во время Гражданской войны в России против большевиков нередко вспыхивали восстания крестьян, недовольных продразверсткой (насильственным изъятием хлеба и продовольствия). Большевики называли эти восстания «русской Вандеей». Что это за Вандея? Французская провинция (на западе страны), где в годы революции сторонники короля разожгли крестьянское восстание.
Лев Троцкий и его товарищи называли бюрократическое перерождение Термидором. Что это за Термидор? Откуда? Оттуда - из Франции. В октябре 1793 года революционный Конвент ввел новый календарь. За начало нового летоисчисления, или новой эры, принимался день провозглашения во Франции республики (22 сентября 1792 года). Месяцы получили названия по характерной для них погоде, растительности, плодам или сельскохозяйственным работам: Вантоз - месяц ветров, жерминаль - месяц сева, прериаль - месяц лугов, брюмер - месяц тумана, термидор - жаркий месяц.
9 термидора (27 июля 1794 года) умеренные якобинцы, «новые богачи» (нувориши), люди, которые в годы революции нажились на спекуляциях, хищениях и лихоимстве, отстранили от власти Робеспьера и его товарищей (Сен-Жюста, Кутона), а потом казнили их. При Робеспьере революция достигла самой высшей точки. Под напором «бешенных», народа, объединенного в секции Парижской Коммуны, во главе которой стояли радикальные якобинцы Шометт и Эбер, Конвент отменил феодальные повинности и платежи в деревне, крестьяне были превращены в полных и свободных собственников своих наделов (Декрет 17 июля 1793 года), в городах был введен максимум цен на хлеб и товары первой необходимости, к спекулянтам и сторонникам короля применялась смертная казнь (правда, под нож гильотины попадали не только спекулянты и роялисты, но и революционеры, более радикальные, чем Робеспьер – Шометт, Эбер и другие). После термидорианского переворота революция пошла на спад и докатилась до бонапартизма - режима личной власти Наполеона Бонапарта. Кстати, сталинский режим Троцкий называл бонапартизмом.
Понятие «левые» и «правые» в политики стали использоваться тоже после Великой французской революции: в революционном парламенте радикалы сидели слева, а умеренные и консерваторы - справа.

Реставрация. Революция 1830 года

Франция в XIX веке пережила еще четыре революции: в 1830-м, 1848-м, 1870-м и 1871-м. После поражения Наполеона в стране была восстановлена монархия Бурбонов (1815 год). На трон взошел король Людовик XVIII. Но народ не соглашался вновь надеть на себя феодальное ярмо. В 1820 году ремесленник Лувель убил наследника престола герцога Беррийского. Дворянская реакция приняла еще более разнузданный характер после смерти Людовика и на престол взошел граф д’ Артуа, ставший Карлом Х. Атмосфера реставрации, времени правления Карла Х, вызревание новой революции великолепно передана в романе Стендаля «Красное и черное».
В июле 1830 года произошла революция. Карл бежал из Франции и укрылся в Англии. Революция победила за «три славных дней» (27-29 июля). Но буржуазия боялась республики, помня 1793-1794 годы, когда страной правили якобинцы. В результате парламент провозгласил «королем французов» Луи-Филиппа Орлеанского. Это была конституционная монархия, Луи-Филипп одобрил конституцию, которая провозглашала неприкосновенными свободы слова, печати, собраний. Но не только рабочие, но и большинство мелкой буржуазии не получили избирательных прав, так как избирательный ценз был хоть и понижен, но все-таки был довольно высоким.
О Франции времен Луи-Филиппа красочно написал Гюстав Флобер в романе «Мадам Бовари», а также Бальзак. Один французский революционер, кстати сказать, венгерского происхождения говорил, что невозможно понять «Капитал» Маркса, не прочитав романы Бальзака.

Черное и красное
(Зарождение рабочего движения)

Именно во Франции произошло первое в мире самостоятельное выступление рабочего класса. Это было восстание ткачей в Лионе в ноябре 1831 года. Еще до восстания шла длительная борьба рабочих лионской шелкоткацкой промышленности за повышение заработной платы, которая заметно снизилась во время экономического кризиса. После долгих усилий ткачам удалось добиться создания смешанной комиссии из представителей рабочих и предпринимателей-мануфактуристов. Эта комиссия приняла новый тариф сдельных расценок, что должно было несколько повысить заработок ткачей. Но многие хозяева отказались признать новый тариф. В ответ 21 ноября ткачи вышли на демонстрацию. На рабочих напала Национальная гвардия: один ее батальон из засады обстрелял демонстрацию. Рабочие были возмущены этим коварным нападением и взялись за оружие. Вспыхнуло грандиозное восстание. Над повстанцами развевалось черное знамя, на котором было вышито: «Жить работая или умереть сражаясь!» Так что первым знаменем рабочего движение было черное знамя.
После трехдневных боев рабочие расправились с Национальной гвардией, заставили правительственные войска покинуть город и овладели Лионом. Но рабочие не смогли организовать управление городом, они вступили в переговоры с оставшимся в Лионе префектом и ограничились созданием комиссии для наблюдения за его действиями. 3 декабря в Лион свободно вступили правительственные войска, посланные для усмирения восстания - рабочие отказались от сопротивления.
5 июня 1832 года восстание разгорелось уже в Париже, восставшие уже выдвинули политические требование, они добивались отречения короля Луи-Филиппа Орлеанского. В рабочих кварталах появились баррикады, над которыми впервые взвилось красное знамя. На другой день войска разбили баррикады пушечными ядрами. Около сотни восставших забаррикадировались в древнем монастыре Сен-Мери и сражались до последнего. Не желая сдаваться, они совершили коллективное самоубийство. Солдаты ворвались в помещение, заваленное трупами. Так что шахиды есть и в пролетарском движении.
В апреле 1834 года в Лионе произошло второе рабочее восстание. Толчком к нему послужил судебный процесс над организаторами недавней стачки против очередного уменьшения расценок. На этот раз восстание сразу приобрело политический характер: ткачи требовали установления республики. Повстанцы возвели баррикады, укрепились в каменных зданиях и подняли красные и черные знамена. Шесть дней, с 9 по 15 апреля, в городе шли жестокие бои. Войска вели огонь из пушек, отчего в городе вспыхивали пожары, разрушались дома. Обороной главного опорного пункта восставших руководил бывший матрос Лагранж. Погибло 800 рабочих, но восстание в Лионе получило отклик по всей стране.
13 апреля лионцев поддержали парижские рабочие. На улицах столицы опять появились баррикады, в восстании участвовало несколько тысяч человек. Подавлением восстания руководил историк, министр внутренних дел Тьер. С рабочими расправились очень жестоко. В некоторых домах на улице Транснонен вырезали даже женщин и детей. Подростков убивали, дабы они не мстили потом за отцов. После подавления восстания правительство устроило судебный процесс. 167 повстанцев были приговорены к смерти. Очень многих приговорили к пожизненной каторге.

Восстание против классового господства
(Революция 1848 года. Июньское восстание)

В февраля 1848 года началась революция против «июльской монархии» Луи-Филиппа (он пришел к власти благодаря революции в июле 1830 года). Рабочие выдвинули требование «демократической социальной республики». Маркс писал, что этот лозунг «выражал неясное стремление к такой республике, которая должна была устранить не только монархическую форму классового господства, но и самое классовое господство». 25 февраля рабочие потребовали от временного правительства признания красного знамени государственным и «права на труд». Через три дня рабочая демонстрация выдвинула требование «уничтожения эксплуатации человека человеком».
23 июня рабочие подняли восстание в Париже. Предлогом послужило распоряжение правительства о закрытии национальных мастерских. Все холостые рабочие от 18 до 25 лет, занятые в этих мастерских, призывались в армию, остальные рабочие направлялись в провинцию, на земляные работы в болотистых местностях.
Общее число восставших достигало 40-45 тысяч. Рабочие сражались четыре дня, только вечером 26 июня войска генерала Кавеньяка сломили последние очаги сопротивления в восточных предместьях Парижа. Погибло 11 тысяч повстанцев, 3, 5 тысяч отправлено на каторгу. Кстати, русский царь Николай I приветствовал эту расправу, а русский революционер Михаил Бакунин принимал активное участие в революции 1848 года. Александр Иванович Герцен, русский демократ, один из основоположников народнического социализма, был свидетелем Июньского восстания.
Характеризуя Июньское восстание парижских рабочих, Маркс писал: «Это была борьба за сохранение или уничтожение буржуазного строя» («Классовая борьба во Франции»). А Ленин отмечал, что в Париже в июньские дни происходила «первая великая гражданская война между пролетариатом и буржуазией» («Третий Интернационал и его место в истории»). В июне 1848 года во Франции, по мнению Ленина, «дело шло о свержении буржуазии пролетариатом» («О двух линиях революции»). То, что Маркс и Ленин не выдавали желаемое за действительное, доказывают исторические факты. Рабочие выступали под лозунгами «Да здравствует демократическая и социальная республика!», «Долой эксплуатацию человека человеком!». Кроме того, они понимали, что их дело носит международный характер. «Дело, которое мы защищаем, есть дело всего мира», - говорилось в прокламации, расклеенной повстанцами в Сент-Антуанском предместье Парижа.
Таким образом, мы видим, что Франция дала не только пример классической, самой радикальной буржуазной революции (Великая французская революция), но и является родиной самостоятельного рабочего движения (восстание Лионских ткачей 1831 года), страной, где рабочие впервые попытались освободиться от власти буржуазии, капиталистических отношений (Июньское восстание 1848 года).
«Благодаря экономическому и политическому развитию Франции с 1789 года в Париже за последние пятьдесят лет сложилось такое положение, что каждая вспыхивавшая в нем революция не могла не принимать пролетарского характера, а именно: оплатив победу своей кровью, пролетариат выступал после победы с собственными требованиями, - писал Энгельс во введении к брошюре Маркса «Гражданская война во Франции. - Эти требования бывали более или менее туманными и даже путанными, в зависимости каждый раз от степени развития парижских рабочих; но все они, в конце концов, сводились к уничтожению классовой противоположности между капиталистами и рабочими. Как оно должно произойти, - этого, правда, не знали. Но уже самое требование, при всей его неопределенности, заключало в себе опасность для существующего общественного строя; рабочие, предъявлявшие это требование, бывали еще вооружены; поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих. Отсюда - после каждой завоеванной рабочими революции - новая борьба, которая оканчивается поражением рабочих»

Маленькая не победоносная война
(предпосылки Парижской коммуны)

Революция 1848 года закончилась тем, что в ночь на 2 декабря 1851 года Луи Бонапарт (племянник Наполеона) произвел государственный переворот. В декабре 1852 года во Франции была восстановлена монархия, которая вошла в историю под названием Вторая Империя.
Во внешней политике, в частности, Наполеон III добивался присоединения к Франции левого берега Рейна. Эти планы встречали решительный отпор со стороны Пруссии. Правда, накануне австро-прусской войны канцлер Пруссии Бисмарк обещал Луи Бонапарту территориальные компенсации в случае, если Франция сохранит нейтралитет в этой войне. Когда же после окончания австро-прусской войны Луи Бонапарт потребовал обещанных компенсаций, Бисмарк отклонил это требование.
Ухудшились к концу 60-х годов и франко-русские отношения. Основной причиной этого было упорное нежелание Наполеона III отказаться от условий Парижского мирного договора 1856 года (после поражения в Крымской войне), запретившего России держать военный флот на черном море и строить военные укрепления на его северном побережье. Недовольство царской России вызвало и вмешательство французского правительства в польский вопрос во время восстания 1863-1864 годов.
Именно поэтому Маркс и Энгельс опасались, что Пруссия в борьбе с Францией прибегнет к помощи России, которая в то время была самой реакционной страной Европы.
«На заднем плане этой самоубийственной борьбы, - писал Маркс, - виднеется мрачная фигура России. Плохим признаком является то, что сигнал к нынешней войне (между Францией и Пруссией - прим.) дан как раз в тот момент, когда московитское правительство закончило постройку железных дорог и даже сосредоточивает войска в направлении к Пруту. Хотя немцы и могут с полным правом рассчитывать на симпатии в своей оборонительной войне против бонапартистского нападения, - они потеряют эти симпатии сейчас же, как только допустят, чтобы прусское правительство призвало на помощь казаков. Пусть они помнят, что Германия после своей освободительной войны против Наполеона I целые десятилетия лежала распростертой у ног царя» (С.21). Маркс напоминает здесь времена существования союза государей - «Священного союза», созданного для борьбы с революциями. Основной военной силой этого союза была Россия, за что она и удостоилась звания «жандарма Европы».
Луи-Бонапарт, человек авантюрного склада, решил отомстить пруссакам за отказ от обещания о территориальной компенсации за нейтралитет. 15 июля 1870 Наполеон III обратился к Законодательному корпусу с просьбой ассигновать средства на проведении мобилизации ввиду «оскорбления Франции Пруссией». Через 4 дня Франция объявила войну Пруссии.
Известие о войне вызвало во Франции взрыв шовинизма. Тех, кто был против войны, толпа жестоко избивала. «На одном из перекрестков со мной чуть было не расправилась воинственно настроенная ватага, когда я вздумал высказать ей весь свой ужас перед этой войной, - вспоминал французский социалист Жюль Валлес, редактор газеты «Крик народа». - Они обозвали меня пруссаком и, вероятно, разорвали бы на части, не назови я себя» (Инсургент. М. Худлит. С.107) «Мы взяли полосы материи и, написав на них обмакнутой в чернила щепкой: «Да здравствует мир!» - ходили с ними по всему Парижу. Прохожие набрасывались на нас» (С.108)
Валлес с удивлением отмечал, что «часто самыми ярыми шовинистами в наших спорах оказываются наиболее передовые, старики 48 года, бывшие бойцы».
Шовинизм толпы вверг бедного Валлеса в деморализацию. «Порой меня охватывает постыдное раскаяние, и я испытываю постыдные угрызения совести, - писал он. - Да, сердце мое переполняется сожалением, - сожалением о принесенной в жертву юности, о жизни, обреченной на голодание, о моей попранной гордости, о моей будущности, загубленной ради толпы. Я думал, что эта толпа наделена душой, и мечтал посвятить ей когда-нибудь свои мучительно накопленные силы.
И вот теперь эта толпа следует по пятам за солдатами. Она идет в ногу с полками, приветствует радостными кликами офицеров, на чьих погонах еще не высохла декабрьская кровь, и кричит: «Смерть!» - нам, желающим заткнуть корпией раструбы сигнальных рожков.
Это самое глубокое разочарование в моей жизни!
Среди всех унижений и неудач я хранил надежду на то. что настанет день - и народ отомстит за меня... И вот этот самый народ только что избил меня, как собаку. Я весь истерзан, и в сердце моем бесконечная усталость». (С.108-109.)
Лицо Валлеса толпа разбила в кровь, его нос был похож на томат. Когда он попытался умыться в пруду, мамаши, гуляющие с детьми, закричали на него: «Какое право вы имеет пугать лебедей и наших крошек».
Но, забегая вперед, отметим, что пройдет каких-то семь месяцев, и те же самые парижане в дни Парижской коммуны в знак борьбы с шовинизмом низвергнут Вандомскую колонну, установленную Наполеоном в честь своих побед. Как говорил Ленин, в дни революции обыватели пробуждаются от вековой спячки, вылезают из своих медвежьих углов и в одночасье становятся гражданами. Валлес сумел пережить деморализацию не пожалел об этом, потому что стал участником великой революции - восстания Парижской коммуны, когда обыватели, избивавшие его в одночасье стали гражданами.
Итак, война Франции с Пруссией началась 19 июля 1870 года. 1 сентября 1870 года Франция потерпела полное поражение под Седаном, на следующий день армия во главе с Луи Бонапартом сдалась в плен. Поражение армии стало поводом для революции 4 сентября. Империя Наполеона III рухнула.
4 сентября народ ворвался в Законодательное собрание и потребовал низложения Наполеона III и его династии. Социалисты не смогли возглавит движение, в частности потому, что их один из их лидеров, Огюст Бланки, сидел в тюрьме после провала попытки восстания 14 августа 1870 года. Тогда группа вооруженных бланкистов напал на казарму, расположенную в квартале Ла-Виллет, чтобы раздобыть оружие для восстания.
В итоге 4 сентябре группой депутатов было сформировано «Правительство национальной обороны», которое вначале возглавил генерал Трюшо, а потом историк Адольф Тьер. Оно взяло курс на «мир во что бы то ни стало», чтобы не допустить дальнейшего вооружения рабочих, пополнявших ряды национальной гвардии (народного ополчения). В жилищно-продовольственной политике правительство игнорировало требования народа, страдавшего от голода, холода и эпидемий в осажденном с 19 сентября немецкими войсками Париже. Маркс назвал это правительство «правительством национальной измены».
Маркс в брошюре «Гражданская война во Франции» дал очень хлесткие характеристики врагам рабочего Парижа. Так, Тьера он назвал «карликом-чудовищем», который «в течение почти полустолетия очаровывал французскую буржуазию, потому что он представляет собой самое совершенное идейное выражение ее собственной классовой испорченности». «Тьер принял участие во всех позорных делах Второй империи, от занятия Рима французскими войсками до войны с Пруссией». «Этот карлик, - пишет Маркс, - любил размахивать мечом Наполеона I». Все силы мозга Тьера, по мнению Маркса, «ушли в язык». «Когда он был министром Луи-Филиппа, он издевался над железными дорогами». Палата депутатов обвинила Тьера в растрате казенных средств. Мы помним, что именно Тьер подавил в крови рабочее восстание в апреле 1834 года. И вот этот человек возглавил Францию в самые тяжелые для страны дни.
Попытки свержения «правительства народной измены» 31 октября 1870 и 22 января 1871 года окончились неудачей. Бланки опять оказался в тюрьме (после восстания 31 октября).
28 января измученный голодом Париж капитулировал. Но не только голод стал причиной капитуляции. «Правительство национальной обороны» не хотело дать решительный бой пруссакам, хотя в Париже было около 350 тысяч вооруженных бойцов, солдат и гвардейцев. Избранное 8 февраля Национальное собрание было реакционным, 2/3 его составляли монархисты. Желание восстановить монархию, лишить Париж столичного статуса, отмена отсрочек по уплате векселей и квартирных недоимок, подготовка чистки Национальной гвардии от революционных элементов, декрет о прекращении выплат национальным гвардейцам, репрессии против левых газет, смертные приговоры участникам восстания 31 октября - все это делало революционный взрыв неизбежным.

Пушки на Монмартре

Восстание началось 18 марта при попытке правительства обезоружить Национальную гвардию, отобрать у нее пушки, принадлежавшие ей. Стихийное восстание рабочих вынудило правительство и буржуазию и правительство бежать из Парижа в Версаль (17 км от Парижа).
«18 марта 1871 года народ был спровоцирован Тьером, - рассказывал видный член сталинской ФКП Жак Дюкло, изучавший историю Коммуны. - Тьер подписал мир, позорный мир с немцами, что привело к оставлению Францией Эльзаса и части Лотарингии. Он согласился на уплату контрибуции в 5 миллиардов франков, причем было уточнено, что до уплаты этой контрибуции часть Франции будет оккупирована прусскими войсками. Все это вызвало у населения Парижа глубокое недовольство, тем более что во время осады города парижане имели случай убедиться в таком факте: пресловутое «правительство национальной обороны», совершенно справедливо прозванное Карлом Марксом «правительством национальной измены», как бы заранее признало себя побежденным. В Париже были войска. В Париже были национальные гвардейцы, в Париже было 350 тысяч вооруженных людей. Но правительство Трюшо явно не хотело организовать борьбу против пруссаков, и организовать ее так, чтобы можно было одержать победу: ведь это означало бы признание того, что победа была возможна только при поддержке парижан. Ведь для правительства Трюшо народ Парижа был опаснее пруссаков, Следовательно, на лицо была явная измена.
Тьер, добившись того, что Национальное собрание в Бордо проголосовало за мир с пруссаками, одновременно предпринял унизительные для парижан шаги. Так, он закрыл шест республиканских газет. Было решено, что Национальное собрание будет заседать в Версале, а не в Париже. Затем был принят ряд мер, например, закон об отмене рассрочки платежей. Напомню, что тогда было немало торговцев и ремесленников, которые во время войны влезли в долги и с них стали требовать немедленной уплаты этих долгов. Для такой категории мелкой буржуазии это означало немедленный крахи полное разорение. Кроме того, во время войны была введена отсрочка платежей за наем помещений, плату за них не требовали. Тьер восстановил оплату помещений, а это означало, что многие семьи парижан будут выброшены на улицу. Все это создало ситуацию, чреватую взрывом возмущения народных масс.
В довершение всего в начале марта пруссаки вошли в Париж, что не могло не обострить обстановку. Пруссаки дошли до площади Согласия, заняв западную часть Парижа. Парижане сняли пушки, находившиеся в тех кварталах, и перевезли их на холм Монмартр, не желая, чтобы они попали в руки пруссаков. 18 марта Тьер хотел отобрать эти пушки, те самые пушки, которые парижане на себе перевезли на Монмартр. По слухам, он хотел передать их пруссакам.
Нервы парижан были напряжены до предела. Когда в ночь с 17 на 18 марта солдаты Тьера вошли в Париж, то город, конечно, проснулся. Как только парижане, жители Монмартра, увидели, что солдаты захватывают пушки, толпа окружила солдат. Началось братание, и все кончилось расстрелом двух генералов. Одним из них был Клеман Тома, показавший себя в 1848 году врагом рабочего класса, а другим был Леконт. (Леконт отдал приказ стрелять по безоружной толпе, но солдаты арестовали его и вскоре самого расстреляли - прим. авт.)
Во второй половине дня Тьер, находившийся в министерстве иностранных дел, увидел возвращавшиеся войска и понял, что проиграл. Тогда он отдал приказ об отступлении из Парижа. Тьер был историком и в 1848 году, когда Луи Филипп покинул столицу, заметил, что было ошибкой сражаться в Париже. Предпочтительней покинуть Париж и атаковать его затем извне» (В.Н. Седых. Размышления на площади Бастилии. М. 1981. С. 29-30.)

Красный флаг над ратушей

Власть в Париже перешла в руки Центрального Комитета Национальной гвардии. ЦК состоял из делегатов от 215 батальонов пролетарских и мелкобуржуазных округов Парижа. В его состав входили многие видные социалисты.
ЦК дал Тьеру бежать в Версаль и, как бы тяготясь своей диктатурой, поспешил организовать выборы в городской совет Парижа - Коммуну, чего массы добивались еще во время осады. Над ратушей взвился красный флаг. Напомню, что первая Парижская Коммуна возникла в годы Великой Французской революции. Именно под ее давлением Конвент принимал законы в пользу бедноты. Ее лидерами были Шометт и Эбер, обезглавленные потом Робеспьером.
Выборы состоялись 26 марта. Формально это было всеобщие выборы, но фактически в них участвовали лишь сторонники Коммуны, рабочие, лавочники, ремесленники, мелкие буржуа, поскольку вся аристократия и крупная буржуазия к тому времени бежала из Парижа. Из 485 тысяч избирателей в выборах участвовали 229 тысяч. Все-таки в Коммуну попали два десятка представителей буржуазии, но они оставили Коммуну, подав в отставку. Для замещения вакансий 16 апреля прошли дополнительные выборы.
В результате социальный состав Совета Парижской Коммуны оказался следующим: 31 рабочий, 28 интеллигентов (журналисты, врачи, педагоги и т.д.), 18 служащих, 2 офицера и 2 мелких торговца.
Политический состав Совета ПК был таким: 32 якобинца (революционных демократа), 16 последователей анархиста Прудона (в том числе Валлес и Верморель), 12 последователей бланкизма, 7 левых прудонистов (революционных социалистов, тяготевших частью к марксизму, частью - к идеям Бакунина), 4 последователя Бакунина, 10 беспартийных демократов и социалистов. В составе Парижской коммуны имелось 30 членов I Интернационала, среди них левые прудонисты Варлен, Малон, Франкель.
В итоге Совет Коммуны разбился на две фракции, враждовавшие между собой: на якобинско-бланкисткое большинство, склонявшееся к диктатуре и террору по типу якобинского, и анархистско-демократическое меньшинство, не желавшее сходит с почвы формальной демократии и легальности. Борьба фракций привела к тому, что 22 члена меньшинства 16 мая заявили. Что отказываются принимать участие в заседания Совета Коммуны и уходят работать в районы.
Итак, мы видим, что в Совете Коммуны почти не было марксистов, что, однако, не помешало Марксу и Энгельсу назвать Коммуну «правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего», Маркс и Энгельс считали, что Коммуна «была открытой политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда». (Маркс. Гражданская война во Франции. С.59). «Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата», - сказал Энгельс в предисловии к брошюре Маркса «Гражданская война во Франции».
То, что Маркс и Энгельс назвали Коммуну «диктатурой пролетариата», показывает, что они не были доктринерами, догматиками, которые ждали «чистой», марксистской революции, а были настоящими революционерами, которые строили свои теоретические конструкции, исходя из опыта живого социального движения. Так, после Коммуны они внесли уточнение в «Коммунистический манифест», а именно, они пришли к выводу, что рабочий класс не может использовать в своих целях старый государственный аппарат. Как это не похоже, скажем, от современных троцкистов, которые как каждой революции подходят с одной и той же меркой - Переходной программой 4 Интернационала.

Святой революции и «Философия нищеты»
(Бланкисты и прудонисты)

Идеология Парижской Коммуны была довольно далека от марксизма. Чтобы убедиться в этом, достаточно вкратце ознакомиться с идеями ее лидеров. Как было сказано выше, в Совете Коммуны входили 12 бланкистов, последователей Огюста Бланки. Кто такой Бланки? Это знаменитый французский революционер, социалист, вдохновитель и участник всех парижских восстаний и революций на протяжении 1830-1871 годов. Бланки прожил 76 лет (1805-1881), из них 37 лет он провел в тюрьме. Народ его прозвал «святым революции», «вечным узником». Считается, что из всех видов немарксистского социализма бланкизм ближе всего подошел к марксизму.
Бланкизм пытался применить в пролетарской борьбе опыт якобинской диктатуры. Бланки считал, что в революции ведущую роль играет государство. Бланкистская схема заключается приблизительно в следующем. Власть захватывает организация революционеров, централизованная и дисциплинированная, и осуществляет диктатуру: заменяет регулярную армию пролетарской национальной гвардией, лишает буржуазию всех гражданских свобод, уничтожают буржуазную прессу, отнимает имущество церквей и монастырей, отказывается от услуг старого высшего и среднего чиновничества, устраняет наиболее одиозных врагов народа, заменяет все виды обложения прямым прогрессивным налогом.
Бланки не верил в демократию в условиях буржуазного строя, видя в ней ловушку для народных масс. Бланки верно утверждал, что при буржуазной демократии народ сам санкционирует свое рабство.
Бланки придавал большое значение роли идей и личности в истории. С большевизмом его сближает понимание роли организованного революционного меньшинства. (Кстати говоря, такой далекий от бланкизма человек, как анархист Кропоткин тоже считал, что «люди действия во все времена во всех партиях составляют ничтожное меньшинство». Великая французская революция. С. 198.) Правда, в отличие от большевиков Бланки видел это меньшинство оторванным от масс. Если Ленин, проводя четкое различие между организацией революционеров и рабочими организациями (профсоюзы и т.д.), тем не менее, подчеркивал необходимость живой связи революционеров с рабочими, то тактика бланкизма сводилась к созданию конспиративных заговорщицких организаций, с тщательным подбором участников и железной дисциплиной, которые должны захватить власть не путем народного восстания, а путем путча. Поэтому бланкисты недооценивали роль массовых организаций трудящихся, не стремились наладить с ними прочную связь. Бланкисты устраивали авантюрные попытки захвата власти, не учитывая настроения масс, их готовность к борьбе.
Так, в 1839 году, когда все полицейские силы были стянуты пригород Парижа, где проходили скачки и массовые гуляния, бланкистское «Общество времен года» (названия организации, где ячейки назывались по временам года) захватило в Париже несколько правительственных зданий. Рабочие не поддержали заговорщиков, потому что ничего не знали об их целях. Полиция без особого труда подавило этот путч. Руководители «Времен года» Бланки и Барбес были арестованы, их осудили на пожизненное заключение. В результате Бланки был оторван от живого рабочего движения до революции 1848 года, что, конечно, ослабило политические позиции рабочего класса в той революции. 15 мая 1848 года, после неудавшейся попытки трудящихся Парижа разогнать буржуазное Учредительное собрание, Бланки вновь попал в тюрьму.
Политический радикализм Бланки сочетался с довольно реформистской экономической программой. Бланкисты считали, что необходимо создать комитеты для регулирования отдельных отраслей производства, допуская, однако, и принудительное воздействие на промышленников с тем, чтобы они вели производство полным ходом и во время установления нового порядка, то есть не устраивали локауты (не закрывали заводы, выкидывая рабочих на улицу).
Во время Парижской Коммуны Бланки был уже пожилым человеком. Любопытный портрет этого знаменитого революционера оставил Жюль Валлес. «Маленького роста старичок, утопающий в широком сюртуке со слишком высоким воротничком и чересчур длинными рукавами... Подвижная голова, лицо - точно серая маска. Большой ястребиный нос, как-то нелепо переломленный посредине; беззубый рот, где между десен шмыгает кончик розового, подвижного как у ребенка языка.
Над всем этим - громадный лоб и глаза, сверкающие, как раскаленные уголья. (Инсургент. С.129)
О Бланки ходили самые разные слухи. Говорили, что он носит черные перчатки, чтобы скрыть проказу, что у него глаза налиты желчью и кровью.
«Неверно, - пишет Валлес. - У него чистые руки и ясный взгляд. Он похож на воспитателя детей, этот вдохновитель людского океана».
«Трибуны со свирепой выправкой, - продолжает Валлес, - с львиной внешностью и бычьей шеей взывают к животному, варварскому геройству масс.
Между тем как Бланки, холодной математик в деле восстаний и репрессий, словно держит в своих сухих пальцах смету страданий и прав народа.
Его речи не парят, как большие птицы с шумом широких крыльев над толпами людей, которые часто вовсе не желают думать, а только хотят быть усыпленными музыкой восстаний, звучащей порой без всякой пользы для дела.
Его фразы, как воткнутые в землю шпаги, которые трепещут и звенят на своих стальных клинках. Это он сказал: «У кого меч, у того и хлеб!»
Спокойным голосом бросает он свои острые слова, и они проводят борозды в мозгу обитателей предместий, оставляют красные рубцы на теле буржуа.
И потому, что он мал и, по-видимому, слаб, потому, что он кажется еле живым, - и потому-то и зажигает он своим коротким дыханием народные массы, потому-то они и носят его на щите своих плеч.
Революционное могущество в руках у простых и хрупких... народ любит их, как женщин.
Есть что-то женственное в этом Бланки». (Инсургент. С. 130-131)
Во время самого восстания парижан 18 марта Бланки опять находился в тюрьме, куда он попал после провала восстания 31 октября. 31 октября 1870 года пролетарские батальоны Национальной гвардии занял ратушу, объявили «правительство национальной обороны» низложенным и провозгласили Коммуну, в состав которой должны были войти Бланки и другие революционеры. Но восставшие не закрепили своей победы, в итоге 1 ноября верные старому, буржуазному правительству войска вытеснили революционеров из ратуши. Правительство пообещало провести выборы в Коммуну и не преследовать участников восстания. Но эти обещания не были выполнены.
Что касается Пьера-Жозефа Прудона (1809-1865), то он был прямой противоположностью Бланки. Даже внешне. В молодости Прудон работал наборщиком в частной типографии, которая разорилась. В 1840-м году Прудон опубликовал сочинение «Что такое собственность», где дал остроумную критику крупной частной собственности, которой объявил кражей.
«Что касается меня, - заявлял Прудон, - я поклялся и останусь верен своему разрушительному делу, буду искать истину на развалинах старого строя. Я ненавижу половинчатую работу... Надо развенчать таинства святая святых несправедливости, разбить скрижали старого завета и бросить все предметы старого культа на съедение свиньям». (Что такое собственность. Лейпциг-Спб, 1907. С.140).
Провозгласив разрушение существующего строя, Прудон тут же сам ставил вопрос о том, какова будет форма общественного устройства, когда будет уничтожена собственность.
«Единственно возможной, справедливой и истинной формой общественного устройства, - отвечал он, - является свободная ассоциация, свобода, ограничивающаяся соблюдением равенства в средствах производства и эквивалентности в обмене» (С.160).
Прудон считал, что основу справедливого общественного устройства составляет мелкая частная собственность. В 1846 году он выпустил сочинение с претенциозным названием «Философия нищеты», где доказывал вред классовой борьбы, профсоюзов, стачек. Его планы к преодолению капитализма сводились к введению безденежного обмена товарами по их стоимости и предоставления мелкими хозяевами мелкого кредита друг другу.
В свое время, живя в Париже, Маркс оказал большое влияние на Прудона.
«Во время долгих споров, часто продолжавшихся всю ночь напролет, - вспоминал Маркс, - я заразил его, к большому вреду для него, гегельянством... Прудон по натуре был склонен к диалектике. Но так как он никогда не понимал подлинно научной диалектики, то он не пошел дальше софистики». (Т.16. С.26, 31)
В тайны диалектики посвящал Прудона и Михаил Бакунин. Он тоже спорил с французом ночи напролет, а споре Прудона и Маркса часто поддерживал последнего, указывая, что «Прудон, несмотря на все старания стать на почву реальную, остался идеалистом и метафизиком», в то время как Маркс, «доказал несомненную истину, подтверждаемую всей прошлой и настоящей историей человеческого общества, народов и государств, что экономический факт всегда предшествовал и предшествует юридическому и политическому праву». (Государственность и анархия. С.247).
Прудона часто называют одним из идеологов, основоположником анархизма. Правда, не все анархисты с этим согласны. «Чтобы найти анархизм как оппозицию власти и государству и как начинающую складываться теорию, нужно дойти до Прудона, - писал Жан Грав в книге «Умирающее общество и Анархия». - Но анархизм здесь не больше как теоретический враг государства: на практике, в своих планах общественной организации, Прудон оставляет под различными названиями все те части административной машины, которые составляют самую сущность правительства». (С.4)
Как было уже сказано, в Совет Коммуны входило в общей сложности 23 прудониста.
В целом в Парижской Коммуне анархисты играли весьма заметную роль. Героиней Коммуна была отважная анархистка Луиза Мишель. И это не помешало Марксу и Энгельсу увидеть в Коммуне прообраз «диктатуры пролетариата».

Предвестница нового общества

Нельзя не признать, что из-за политической пестроты Парижской Коммуны, ее действия отличались непоследовательностью. Если бланкисты, как уже было сказано, ратовали за революционный террор по типу якобинского, то прудонисты в общей своей массе не хотели выходить за рамки легальности.
Общими для всех группировок пунктами являлись - демократическая республика и широкая автономия (самоуправление) коммун (общин).
Вопреки предложениям прудонистов, Коммуна не замкнулась в рамках коммунального самоуправления, вопреки мечтам бакунистов, она не «отменила» государства, но и не стала использовать старый государственный аппарат, как того хотели якобинцы и отчасти бланкисты. В ходе обсуждений была выработана (не марксистами!) схема отмирающего государственного устройства, которую Маркс и Энгельс, а затем Ленин назвали диктатурой пролетариата.
Коммунары показали, как писал Маркс, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для собственных целей» (С.51). А почему не может?
Прежде всего потому что «по мере того как прогресс современной промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, государственная власть принимала все более и более характер национальной власти капитала над трудом, общественной силы, организованной для социального порабощения, характер машины классового господства» (С.52).
В брошюре «Гражданская война во Франции» на примере эволюции французского государства Маркс показывает, как «ввиду угрожавшего восстания пролетариата объединившийся господствующий класс стал безжалостно и нагло пользоваться государственной властью как национальным орудием войны капитала против труда» (С.53).
Коммуна спонтанно предложила новый революционный тип государства, которое было уже не государством в старом понимании.
«Коммуна образовалась из избранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло, само собой разумеется, из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и тоже время законодательствующей и исполняющей законы. Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое - чиновники всех остальных отраслей управления. Начиная с членов коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами. Общественные должности перестали быть частной собственностью ставленников центрального правительства. Не только городское управление, но и вся инициатива, принадлежавшая доселе государству, перешла к Коммуне» (Маркс. Гражданская война во Франции. С.55)
Маркс доказывает, что Коммуна «должна была служить образцом всем большим промышленным центрам Франции». Маркс предполагает, что Коммуна «должна была стать политической формой даже самой маленькой деревни и что постоянное войско должно быть заменено и в сельских округах народной милиции».
Маркс рисует схему общественного устройства, которая потом была стихийно осуществлена в России в 1917, 1918 годах, когда по всей стране возникли рабочие и крестьянские советы, и отчасти в Испании в 1936-1939 годах. «Собрание делегатов, заседающих в главном городе округа, должно было заведовать общими делами всех сельских коммун каждого округа, а эти окружные собрания в свою очередь должны были посылать депутатов в национальную делегацию, заседающую в Париже; делегаты должны были строго придерживаться mandat imperatif (точной инструкции) своих избирателей и могли быть сменены во всякое время. Немногие, но очень важные функции, которые остались бы тогда еще за центральным правительством, ... должны были быть переданы коммунальным, то есть строго ответственным, чиновникам. Единство нации подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства». (С.56)
«Вместо того чтобы один раз в три или в шесть лет решать, какой член господствующего класса должен представлять и подавлять народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны». (С.57)
Эта схема должна, по мысли Маркса, не только предотвратить бюрократизацию государства, но и обозначить движение к растворению государства в самоуправляющемся обществе.
«Единство нации, - пишет Маркс, - должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над ней стоящей» (С.57.)
Если старое, угнетательское государство хранит свои тайны за семью печатями, то Коммуна постоянно публиковала отчеты о своей деятельности.
«Нам не нужна пустая, дутая популярность, - заявляли коммунары в своем воззвании. - Мы будем отчитываться перед вами в своей работе и держать в курсе всех муниципальных дел. Мы будем до последнего вздоха держать знамя Коммуны, демократической и социальной». (История Парижской Коммуны 1871 года. М. 1971. С.281)
Коммуну поддерживали профессиональные союзы, секции I Интернационала, революционные клубы, женские организации.
Как замечал русский революционер, идеолог народнического социализма, участник Парижской коммуны Петр Лаврович Лавров, «в великие дни марта 1871 года были первыми днями, когда пролетариат не только произвел революцию, но и стал во главе ее. Это была первая революция пролетариата»
Многие историки, утверждают, что Коммуна якобы не помышляла ни о каком социализме, а просто пыталась осуществить идеалы Великой Французской революции. Но это неверно. То, что коммунары воспроизводили символы старой, Великой французской революции, (например, как и тогда с марта 1971 года в Париже выходила газета «Пер Дюшен», да и сама коммунальная форма укоренена во французской истории), показывает, что революция 18 марта 1871 года не была каким-то аномальным явлением, а вытекала из всей истории борьбы классов во Франции.
Члены Коммуны были про профессии мелкими чиновниками, журналистами, адвокатами и, конечно, рабочими. Их имена в большинстве своем ничего не говорили широкой общественности. Как писал позднее член коммуны Гюстав Лефрансе, «в ратуше заседало безымянное правительство, состоявшее почти исключительно из простых рабочих или мелких служащих, три четверти которых не были известны дальше их улицы или мастерской». В правительстве не было ни одного представителя господствующего класса.
Эта особенность Парижской Коммуны отмечалась в первом же ее воззвании: «Безвестные пролетарии, о которых еще вчера никто не знал, но чьи имена прогремят скоро на весь мир».
И действительно, эти парижские рабочие, которые, как выразился Маркс, осмелились «штурмовать небо» приобрели мировую известность, вписали свои имена в историю.
Выдающимся представителем рабочего класса в коммуне был, например, Луи Эжен Варлен. Он начал работать с 13 лет. Став рабочим-переплетчиком, Варлен после тяжелого рабочего дня находил время учиться. Несколько не смущаясь, она сидел за одной партой с малыми детьми. Он посещал музеи, библиотеки Парижа, много читал, писал, размышлял и быстро пришел к мысли о необходимости борьбы с режимом. Один из деятелей французского рабочего движения вспоминал о Варлене: «Он был высоким, слегка сутулым... густые отброшенные назад волосы открывали чудесный лоб. В черных живых глазах отражалась кротость, соединенная с энергией... В этих глазах горел такой огонь, что к ним тотчас приковывалось ваше внимание, и вы вскоре начинали чувствовать к нему уважение и привязанность».
О чрезвычайной популярности Варлена свидетельствовал тот факт, что в коммуну он был избран одновременно в трех округах. На Варлена как члена финансовой и продовольственной комиссий были возложены очень трудные обязанности: обеспечение продовольствием большого города, вопросы квартирной платы, городского бюджета через его руки проходили колоссальные суммы. В то же время Варлен - этот безукоризненно честный человек - продолжал вести свой обычный скромный образ жизни. Они жил почти впроголодь, носил старую потрепанную одежду. Подобно другим членам Коммуны он отверг предложение о повышении жалованья, поддержав коммунара Эдуарда Моро, заявившего: «Безнравственно назначать самим себе какое-нибудь жалованье. Жили же мы до сих пор на 30 су. Проживем и дальше».
Во время подавления Коммуны, в дни «кровавой недели», Варлен неотлучно находился на передовых, организуя оборону города. Он сражался на последней баррикаде на улице Рампоно. Ему не удалось скрыться. Валена схватили. И перед расстрелом, как рассказывает очевидец, «целый час водили по крутым улицам Монмартра со скрученными назад руками, осыпая оскорблениями и издевательствами. Его курчавая голова со лбом мыслителя была рассечена саблями и превратилась в окровавленный кусок мяса. Кое-как добравшись до улицы Розье, он больше не мог идти. Его усадили, чтобы расстрелять. Уже тяжело раненый, он крикнул «Да здравствует Коммуна!»
Членом Коммуны был рабочий-поэт Эжен Потье. Он сражался до конца на баррикадах, но ему удалось скрыться в одном из кварталов Монмартра. После расправы над Коммуной Тьер заявил: «С социализмом покончено навсегда!». Именно в эти дни Потье написал рабочий гимн, гимн международного социализма - «Интернационал».
Коммуна отделила школу от церкви, а церковь от государства. «Священники должны были вернуться к скромной жизни частных лиц, чтобы подобно их предшественникам-апостолам жить милостыней верующих» (Маркс. Гражданская война во Франции. С.56.) Но это была задача буржуазной революции, не решенная буржуазией.
Коммуна провозгласила принцип отмены постоянной армии и перехода на систему народной милиции.
В знак борьбы с шовинизмом и милитаризмом в апреле коммунары низвергли Вандомскую колонну.
Коммунары верили, что их революция обновляет мир. Поэтому не удивительно, что в Коммуне принимали участие иностранные революционеры: венгр Лео Франкель, поляки Ярослав Домбровский и Валерий Врублевский, итальянцы, бельгийцы, русские Елизавета Дмитриева, А. Корвин-Круковская (Жаклар), Петр Ларов, М. Сажин.
Елизавета Дмитриева была одной из лидеров Союза женщин для защиты Парижа и помощи раненым. В этом Союзе было 160 комитетов по 11 женщин в каждом.
Несмотря на то, что коммунары хотели перестроить мир, их социально-экономическая политика отличалась робостью, чрезмерным уважением к частной собственности. Парижская Коммуна проявила, по словам Маркса, «священное благоговение» к богатствам Французского банка, в котором хранилось 3 млрд ценностей, из которых Коммуна с великим трудом получила всего 16 млн.
Если не считать передачи в руки рабочих ассоциаций брошенных хозяевами предприятий (на основе последующего выкупа) и единичных случаев введения рабочего контроля над производством, Парижская коммуна не вмешивалась в функционирование экономики. Она лишь отменила ночной труд в пекарнях, запретила произвольные штрафы и вычеты из зарплаты, установила минимум зарплаты рабочим на казенных подрядах, отсрочила погашение квартирных недоимок.
«Коммуна 1871 года - первая попытка, - отмечал идеолог анархизма, русский революционер Петр Кропоткин. - Рожденная на исходе войны, стиснутая двумя армиями, готовыми протянуть друг другу руки, чтобы раздавить народ, она не посмела вступить на путь экономической революции. Она не объявила себя открыто социальной коммуной, не решилась приступить к экспроприации капиталов, к организации труда» («Речи бунтовщика»).
Но еще раз подчеркнем: несмотря на то, что коммунары не потревожили собственников, как того требует марксистская доктрина, для Маркса и Энгельса Коммуна была рабочей диктатурой. Маркс и Энгельс показывают, как революционеры должны относиться к живым революциям: настоящие революционеры всегда на стороне рабочих, даже если рабочие действуют не так, как хочется революционерам.

Ошибки Коммуны

1. Коммуна в Париже оказалась изолированной, попытки рабочих других городов (Лион, Марсель, Сент-Этьен, Лимож и др.) последовать примеру Парижа были подавлены. Коммунар Гамбон, побывавший в провинции, доложил о своих впечатлениях на заседании Коммуны: «Повсюду Коммуну удалось раздавить лишь потому, что ее члены не смогли принять решительных мер. В Марселе, в Лионе, в Сент-Этьене она наверняка устояла бы, если бы там действовали по-революционному; это должно послужить уроком Парижу».
2. Но, к сожалению, парижские коммунары действовали тоже не слишком решительно.
Если бы командиры Национальной гвардии сразу организовали поход на Версаль, а не занялись организацией выборов в Коммуну, то они могли бы легко раздавить контрреволюционеров, силы буржуазии. Ведь у Тьера было тогда всего 25 тысяч солдат, а в Национальной гвардии насчитывала более 200 тысяч штыков. (Маркс говорит о 300 тысячах бойцов). «Даже полицейских не только не обезоружили и не арестовали, как следовало бы сделать, а широко раскрыли перед ними ворота Парижа, чтобы они могли благополучно удалиться в Версаль», - отмечал Маркс (С.47).
Оказавшийся в Париже польский революционер Ярослав Домбровский напрасно убеждал коммунаров сразу после восстания 18 марта, что надо же сегодня же вечером атаковать Версаль, взять в плен правительство и Национальное собрание как не обладающее доверием страны». Это его предложение было поддержано немногими. «Вы близоруки, - убеждал Домбровский руководителей восстания, - вы видите не дальше, чем на два шага впереди себя... Раньше или позже, а бороться вам придется, но тогда уже будет поздно». Тем не менее, ЦК Национальной гвардии заявил, что «изгнав правительство, изменившее гражданам», он считает свои полномочия исчерпанными и назначает выборы в Коммуну, которые состоялись 26 марта.
Один из решительных бойцов Эжен Шатлен отказывался от выдвижения его кандидатуры в Совет Коммуны, заявляя: «Граждане, я не рассматриваю победу 18 марта с тех же позиций, что и вы. Армии дали уйти из Парижа. Предателей из правительства национальной обороны не арестовали, когда вполне могли это сделать; Французский банк охраняют реакционные батальоны; и я не хочу нести ответственность ни за один из этих непоправимых фактов. В политике всякая ошибка есть преступление» (Шури Морис. Коммуна в сердце Парижа. М. 1970. С. 274.)
О чем говорит нерешительность ЦК? Наверное, о том, что ЦК не стал авангардом восстания, не предложил рабочим боевой революционной программы действий. Все это показывает важность субъективного фактора революции. Если бы во главе восстания стояли социалисты, вооруженные боевой программой, все могло сложиться иначе.
В итоге Коммуна потеряла численное превосходство в военной силе. Пруссаки, Бисмарк, не желавший победы революции во Франции, выпустил из плена несколько десятков тысяч французских солдат для разгрома Коммуны.
3. Несмотря на то, что Парижская Коммуна стала прообразом диктатуры пролетариата, именно диктаторские функции она не хотела выполнять. «Людей порядка» не только оставили в покое, - указывает Маркс, - но им дана была возможность объединиться и беспрепятственно захватить многие сильные позиции в самом Париже». (С.47.) Коммуна не стала закрывать буржуазные газеты.
Единственно, на что решилась Коммуна, так это взят в заложники шесть четырех человек во главе и архиепископом Дарбуа, чтобы версальцы не расстреливали пленных федератов (бойцов Коммуны). Коммунары предлагали обменять заложников на одного Бланки, но Тьер отказался сделать. Как сказал Маркс, Тьер понимал, что, «освобождая Бланки, он даст Коммуне голову, архиепископ будет гораздо полезен ему, когда будет трупом» (Гражданская война во Франции. С.79.) Но коммунары не расстреливали заложников, пока версальцы не 21 мая не ворвались в Париж в результате предательства и не начали зверски расправлять с коммунарами, даже с женщинами и детьми. Тогда Совет Коммуны принял решение расстрелять заложников во главе с архиепископом.

Гибель Коммуны

Парижская Коммуна продержалась 72 дня. Из них 57 дней прошли в ожесточенных боях под стенами и на улицах Парижа. В этих боях коммунары проявили героизм и стойкость.
21 мая в результате предательства версальские войска вошли в Париж. Начались уличные бои. Коммунары, чтобы остановить продвижение врага, начали, отступая, поджигать дома.
28 мая, после 7-дневного сопротивления внутри города, во время которого выделился военными талантами польский эмигрант Врублевский, версальцы завладели последними баррикадами. Парижская Коммуна была потоплена в крови коммунаров. Избиение коммунаров было организовано Тьером и генералом Галифе. Всего было расстреляно 25-30 тысяч коммунаров. (Это в два раза больше, чем, по официальным, конечно, подсчетам, советская армия потеряла за 10 лет войны в Афганистане, очень жестокой войны.) Пленных расстреливали у стены на кладбище Пер-Лашез. Только муниципалитет Парижа, по официальным данным, оплатил 17 похороны тысяч расстрелянных. Было арестовано 40 тысяч коммунаров (в 4 раза больше, чем после июньского восстания 1848 года). Из них 10 тысяч были приговорены к тюрьме и каторге в Новой Каледонии.
Кропоткин в Швейцарии познакомился с бывшими коммунарами, и те рассказали ему о гибели Коммуны. Один из коммунаров рассказал ему «про одного мальчика, которого версальцы собрались расстрелять. Перед смертью мальчик обратился к офицеру с просьбой позволить ему снести серебряные часы матери, жившей неподалеку. Тогда офицер из жалости дал разрешение, надеясь, вероятно, что мальчик не возвратится. Но через четверть часа маленький герой прибежал и, ставши у стены среди трупов, крикнул им: «Я готов»
Двенадцать пуль пресекли его молодую жизнь» (Речи бунтовщика. С.256-257.)
Отметим, что немецкие солдаты, сочувствуя французским рабочим, пропустили через свои позиции уцелевших коммунаров, дали им уйти.

Эпилог

Коммуна просуществовала всего 72 дня. За это время она не провела ни одного собственно социалистического преобразования. Но она показала пример последовательной демократии. Она показала, что другой мир, мир без насилия, эксплуатации и угнетения, возможен. «Под именем Парижской Коммуны возникла новая идея, призванная стать исходным пунктом всех будущих революций» (Кропоткин).