МОРЕХОДЫ

В просторном пиршественном зале Хигеляка, короля геатов, ужин подходил к концу.
Рога, наполненные хмельным медовым напитком ходили по кругу. День клонился к закату, позади горящего очага сгущались сумерки. Пирующие призвали Ангельма, королевского барда, чтобы он разбудил звуки своей арфы и потешил их напоследок. Правда, в этот день им было что послушать и поинтереснее, чем его речитативы о геройских подвигах, свершенных в незапамятные времена. Они и так про них все знали. На этот раз среди пирующих находились явившиеся из-за моря чужестранцы, на непросохших волосах которых все еще поблескивала морская соль. Это были мореходы с торгового судна, причалившего к их берегам первым после того, как стаял лед и дикие гуси вновь вернулись на Север. Их капитан восседал на почетном месте прямо напротив короля, в центре стола. Он рассказывал новости, услышанные на берегах и островах северных морей.
Капитан был маленького роста. Он слегка наклонился вперед на резном деревянном сиденье, положив ладони на колени, дальнозоркими глазами бывалого моряка оглядывая дымный зал. Среди прочих менее значительных новостей, он поведал своим слушателям вот о чем. Хродгар, непобедимый король данов, построил великолепный пиршественный зал, где его воины могли бы праздновать свои победы и где он сам мог бы приветить чужеземцев, оказавшихся в его краях.
- Прекрасный зал! - восклицал капитан, и все гости-мореходы, сидевшие за столом, кивали головами и нестройным хором подтверждали его слова. - Он даже больше этого зала, где его величество король Хигеляк удостоил нас поистине королевского пира. Хродгар прибил над входом позолоченные рога могучего оленя и дал этому великолепному строению имя Хеорот, что и значит Олень. Ах, ему было бы лучше доживать остаток своей жизни в пастушьей хижине, так мало радости принес ему его пиршественный зал.
Капитан осушил поднесенный рог, тряхнул головой и сделал паузу, выжидая, чтобы его спросили, почему.
Хигеляк потрепал зауши своего младшего сынишку, точно это был любимый пес, привалившийся к его коленям, задумчиво улыбнулся и спросил:
- Почему же это так мало радости принес королю данов его пиршественный зал?
- Потому что, - отозвался капитан, - даже и королю прежде, чем устраивать веселый пир, надо сперва узнать, кто там, снаружи, в темноте может услышать радостный смех пирующих.
И хоть ему самому не терпелось поскорее поведать о том, что ему было известно, он прежде бросил взгляд в сторону парадного крыльца, туда, где сгущались синие сумерки.
- Кто же услышал? - нетерпеливо спросил Хигеляк, перестав улыбаться, и в тишине было слышно, как волны плещут о пришвартованный к берегу корабль.
Капитан оглядел всех, точно приглашая слушателей придвинуться к нему поближе. Он, вероятно, смог бы сделаться рассказчиком, не уступающим в мастерстве Ангельму, если бы избрал арфу вместо корабельного руля.
- Грендель, - проговорил он наконец, - чудище, рыщущее в ночи, Грендель - Человек-Волк, Тень Смерти, чье логово находится среди прибрежных болот. Вот кто услышал. Он уловил веселый смех и звуки арфы, доносящиеся со стороны высокого королевского зала -Хеоро-та. Эти звуки пробудили его от всегдашних темных снов, он поднялся и, покинув пустынные места, добрел до парадного крыльца Хеорота. Дверь, как обычно, не была заперта, хотя будь она на замке, вряд ли это послужило бы ему помехой.
Слушатели согласно закивали головами и инстинктивно подвинулись поближе к длинным языкам пламени пылавшего очага, оглядываясь на колеблющиеся тени за спиной. Им всем было известно, что ни какие замки и щеколды не служат препятствием от троллей и прочей нежити, так же как и выкованное смертными руками оружие не может повредить их чешуйчатую шкуру.
- Грендель забрел внутрь, сгорая от ненависти к людям, к их радости, снедаемый жаждой отнять жизнь у каждого из них. И таким стремительным было его нападение, что никто даже ни единого возгласа не услышал, но когда пришел рассвет, Хродгар недосчитался тридцати своих танов, а обрызганные кровью пол и стены и отпечатки ножищ ночного монстра в запекшихся кровавых лужах ясно говорили о том, какая их постигла судьба.
Гулкий ропот пронесся по рядам королевских танов, тесно сидевших на длинных скамьях пиршественного зала, а Хигеляк произнес:
- Печальна повесть, которую ты поведал нам, друг мой!
- О да, весьма печальна, да и конца ей не видно. Потому что стоит только однажды пробудить ночное чудовище, как оно уже вновь не уснет, а будет все возвращаться и возвращаться. И вот до сегодняшнего дня Хеорот, как только наступит темнота, становится местом проклятым.
- Но неужели во всей Дании Хродгар не может найти храбреца, который освободил бы его от этого ужаса? Капитан покачал головой.
- Поначалу было достаточно храбрых воинов, кто осмеливался провести ночь в королевском пиршественном зале - особенно, когда в них бродил хмельной мед. Но к утру от них не оставалось и следа, разве что брызги крови на полу. И вот уже много времени прошло с тех пор, как больше храбрецов не находится. А он все равно является, этот монстр, хоть зал уже давным-давно опустел. Должно быть, он не теряет надежды, что кто-нибудь снова заночует в Хеоро-те. Он приходит и приходит. И каждое утро грязные следы и вонь соляного болота остаются на полу и указывают, где Грендель шатался меж пиршественных столов в темноте прошедшей ночи. А король Хродгар все стареет и стареет в печали и напрасной надежде, что однажды богиня Вюрд, которая прядет нить человеческих судеб, пришлет ему такого могучего воина, что он освободит его и весь его народ от этой Смертной Тени, которая каждую ночь наполняет их сердца ужасом.
Среди танов, заполнявших длинные скамьи, был один, до которого черная весть капитана дошла как бы яснее, чем до других. Скрестив руки на коленях, он подался вперед, вперив в морехода пристальный взгляд. Он был молод, светловолос и сероглаз, как большинство его соотечественников, только, пожалуй, на полголовы выше каждого из них. Но в нем чувствовалась такая сила, что он мог бы легко подбить громадного медведя северных лесов. За столом он занимал не очень высокое, но и не самое низкое место. Он был одним из тех, кто не очень-то заботится о том, чтобы занять положенное ему место, если только кто-нибудь не вздумал бы чинить ему препятствия. И тем не менее, было что-то в его лице и во всей его осанке, что далее случайный прохожий, бросив на него взгляд, понял бы, кто он таков. Ибо то был Беовульф, племянник короля и первый среди его воинов. Для всех в зале Хигеляка то, о чем повествовал капитан, было не что иное, как рассказ о далеких землях, хоть от этого рассказа хотелось с опаской бросить взгляд на темные углы. Но для Беовульфа это была весть о друге, попавшем в страшную беду, и о старинном долге, который и предстояло заплатить.
Много лет назад, когда Беовульфа еще не было на свете, его отец, Экгтеов, убил одного человека, принадлежавшего к могущественному племени Вюльфингов. И как многие подобные ему, навлекший на себя кровную месть, он подался в море и вел жизнь морского разбойника.
Его молодая жена разделила с ним судьбу. Однажды шторм прибил их к датским берегам, и при дворе датского короля Хродгара потекли годы молодого викинга, а в лице короля он нашел такого друга, какого редко удается найти человеку, попавшему в беду.
Эгктеов уже давно ушел из жизни, но сын его, рожденный при датском дворе, ничего не забыл до сих пор.
Кроме того, и ему самому довелось поплавать викингом, и в последние недели жажда приключений волновала ему кровь, как, впрочем, каждой весной, когда начинали таять снега и набухать почки на березах.
Он вспомнил о своем длинном драккаре, проконопаченном, просмоленном и свежевыкрашенном после прошлогодних штормов, который ждет его под лодочным навесом, как конь ожидает своего седока. И он отвел взгляд от лица капитана и оглядел одно за другим лица своих боевых товарищей, которые плечом к плечу с ним вместе уже не первый год летней порой бороздили моря и океаны.
И поверх света и тени пылающего очага, поверх пламени горящих факелов глянули на него вспыхнувшие глаза Вэгмунда, близкого его родича, и юного Хондсцио, и Скэфа, и всех остальных.
Затем Беовульф поднялся с места. Он пересек весь зал, остановившись перед Королевским Креслом, на котором восседал Хигеляк, держа на колене своего сынишку.
- Мой лорд Хигеляк, - обратился он к королю, - я прошу у тебя разрешения отправиться в море.
Хигеляк внимательно посмотрел на своего племянника.
- Может, я и отпущу тебя снова бродить по морским путям. Только сначала поведай мне, что лежит у тебя на сердце.
- Он дал приют и отцу моему и матери. Да и мне тоже, когда мне пришло время появиться на свет. Мои первые воспоминания были о том, как я лежу на волчьей шкуре у его очага. Он выплатил вергельд за человека, которого убил мой отец, и примирил его с Вюльфингами. Только поэтому мой отец смог вернуться назад к родным берегам. Мне тогда исполнилось шесть лет. Теперь, как я понимаю, Хродгару самому очень нужен друг, и для меня настало время вернуть долг.

Береговая охрана завидела корабль Беовульфа. Иллюстрация из книги "Под звон
мечей", 1907

Хигеляк наклонил голову, и на лицо его набежала легкая тень.
- Я бы думал так же, - сказал он, - я бы думал... Беовульф, сын сестры моей, ты первейший среди моих воинов, и, за исключением этого вот мальчика, ты едва ли не единственный оставшийся у меня родственник. Мне горько видеть, в какое погибельное плавание ты отправляешься. Но мужчина должен платить свои долги. Что ж, в добрый час, только помни, что здесь, с вершины скалы, мои глаза в нетерпении и тревоге будут ждать, когда на горизонте вновь мелькнет твой парус.

Беовульф, победитель драконов. Часть 1

МОРЕХОДЫ