Где-то в самом уголке памяти Беовульф хранил суровые и вместе с тем добрые черты лица короля данов. Но теперь Хродгар был уже стар, горестные морщины, точно следы от ударов меча, глубоко врезались в его лоб и щеки, а борода, лежавшая поверх шитого золотом воротника, обнимавшего его шею, была седой, как барсучья шкура.
- Так значит это правда, - задумчиво произнес старый король после длительного молчания. - Я с трудом поверил... Но что-то есть такое в твоем лице, что помогло бы мне узнать тебя, окажись ты хоть среди сотни других воинов. Правда, ты был не выше Гэма, моей любимой собаки, когда я видел тебя в последний раз. Сердце подпрыгнуло у меня в груди, когда Вулнот, тан, охраняющий ворота, принес мне весть, что Беовульф, сын сестры короля геатов, ожидает на гостевой скамье и хочет поговорить со мной. Добро пожаловать, я рад и тебе и всем твоим товарищам. Но поведай мне, что привело тебя, как когда-то твоего отца, к моему порогу? Ты тоже убил кого-нибудь из Вюльфингов?
Беовульф покачал головой, отвечая на печальную улыбку, осветившую на мгновение лицо старого короля.
- О, нет, нет. Чужеземные мореходы донесли до нас весть о том, какая беда свалилась на датского короля и его подданных. Вот мы и приплыли сюда, я и мои братья по оружию, чтобы силой своей послужить королю, сразиться с тем, кто является в Хеорот по ночам. Люди говорят, что в моей руке заключена сила тридцати воинов. - Произнося это, он поднял руки, протягивая их к королю, и была в этом жесте заключена и гордость, и мольба. - Эти руки - твои, в память моего отца, - продолжал он. - Разреши мне и моим товарищам нынешней же ночью переночевать в твоем чертоге.
Хродгар склонил голову, спрятав лицо в ладонях, затем посмотрел на Беовульфа долгим, серьезным взглядом. А тот стоял перед ним в полном боевом облачении, прямой, как копье.
- Так, значит, ты прибыл сюда во имя дружбы, - сказал король, - той, которая существовала между мной и Экгтеовом - твоим отцом, когда мир был еще молод. Только подумай хорошенько, пока не поздно. Вспомни, какой ужасный конец постиг каждого, кто пытался применить свою силу и храбрость к Смертельной Тени, являвшейся в ночной темноте. Силу Гренделя нельзя измерить силой даже и тридцати мужей, потому что она несравнима с силой смертных людей. И те тоже были молоды и сильны, те, что оставались тут до тебя, однако ни молодость, ни сила не спасли их. Во имя старой дружбы, которая привела тебя сюда, я прошу тебя - хорошо подумай прежде, чем думать будет уже поздно.
- Мы все подумали, - сказал Беовульф, - и мы согласны перенести все, что бы не сулила нам эта ночь. Пусть будет так, как захочет Вюрд, прядущая нить судьбы людей.
Свет огромной надежды потихонечку разгорался в глазах короля, он выпрямился на высоком резном сиденье.
-Да будет так, - сказал он. - Я принимаю помощь, которую ты предлагаешь мне, Беовульф сын Экгтеова. Ночуй сегодня в моем пиршественном зале. А пока и ты, и прибывшие с тобой, примите участие в нашем пире.
В ответ на это раздались шумные и радостные приветственные кличи пирующих, до сих пор молча внимавших разговору Беовульфа с их королем. Теплое гостеприимство и места за столом нашлись для чужестранцев среди тесно сидевших воинов. Беовульф оказался меж двух сыновей Хродгара. Перед ним положили дымящийся кусок мяса кабана и пирог с угрем, в руки вложили огромный рог, наполненный хмельным медом. Пиршество в зале Хродгара возобновилось с новой силой, как с новой силой загорается костер, когда в него подбросят сухую бересту.
Но один человек один изо всех, наполнявших зал, не радовался появлению Беовульфа. Ханферт, королевский шут, сидевший у трона, не мог вынести, чтобы кто-нибудь был более обласкан королем, чем он. Злоязычный и завистливый, свирепеющий, когда выпьет, он подождал, пока шум пира на мгновение притих, поднялся на ноги и заговорил холодно и недоброжелательно, обращаясь к гостю:
- А скажи-ка нам теперь, это ты и есть тот самый Беовульф, который тягался с Брекой сыном Бренстана, заключив удивительный спор на море посреди зимы?
Беовульф, который в это время, смеясь, разговаривал с королевскими сыновьями, поднял голову и окинул взглядом говорящего, который стоял у подножия помоста, красный от выпитого зелья, с поблескивающими глазками и глумливой улыбкой на губах.
- А, так эта история раньше меня самого добралась до данов, - усмехнулся Беовульф.
- Да, да. И мы ее слыхали всю от начала до конца. - Ханферта слегка качнуло, но он быстро выпрямился. - Мы слыхали, - продолжал он, - твои друзья и родственники уговаривали тебя отказаться от этой дури, но ты не стал никого слушать и ринулся по волнам начинающегося шторма. Говорят, семь дней и семь ночей вы пытались победить один другого. И в конце концов Брека одержал верх. И тебе надо было бы сперва подумать, что Грепдель окажется врагом посвирепее, чем Брека, прежде чем являться сюда, кукарекая, как петух на навозной куче!
В огромном зале на мгновение воцарилась тишина, ни звука не раздалось, кроме потрескивания огня в очагах да воркотни двух псов, отнимающих друг у друга кость. Но тут Беовульф вскочил, опрокинув рог и не обратив внимания на то, что мед полился на разноцветные камни пола. Он был мирным человеком, не склонным к гневу, и охотно прощающим наносимые ему обиды. Он был настолько миролюбив, что сначала мужи даже презирали его за это, пока не поняли, как неумно их презрение. Но он умел и сердиться.
- Так, значит, ты слыхал об этом, - сказал он. - Только сдается мне, что ты не дослышал, дорогой мой большеротый дружок. Возможно, в ушах у тебя булькал вересковый мед и не давал слушать! Да, это была глупость, ты правильно говоришь, юношеская дурь, потому что в то время мы были мальчишками: и я, и Брека. Только мы никогда не были врагами. Мы похвалялись, что сможем убить самого большого моржа за раз, не возвращаясь на берег. А уж если похвастались, так отступать не могли. Каждый из нас взял по лодке, и мы пустились в путь по Дороге Китов. У нас было при себе по обнаженному мечу, по гарпуну и по длинному копью. Мечи мы прихватили на случай, если б они понадобились нам для личной обороны. И эти мечи вовсе не были направлены друг против друга. В течение пяти дней мы плыли рядом борт о борт, но никак не могли найти моржа, на которого вздумали охотиться. И вот, недалеко от берегов Финляндии разразился шторм и разогнал наши лодки в разные стороны, и когда рассвело, я оказался недалеко от берега, и я-таки нашел моржа! Целая стая собралось вокруг меня в бороздах между волнами. Один из них, самый большой, направился к моей лодке. Я метнул копье, но не поразил моржа насмерть. Мы боролись с ним, а море еще не утихло. Сцепившись в смертельной схватке, мы перевернули лодку, и нас потянуло вниз, в ледяные морские глубины. Тут я сумел применить свой меч, потому что именно с его помощью мне удалось прикончить зверя. Я всплыл на поверхность к дневному свету, и грудь моя только что не разрывалась. Остальные морские чудища тут же окружили меня. Они накинулись на меня, выставив клыки, готовые разорвать меня на части. Но мой меч был по-прежнему со мной. В конце концов волна выбросила меня на финский берег, а вместе со мной и девять огромных моржовых туш.
Как я потом узнал, Брека тоже выбрался на берег, только далеко от меня, но он-то как раз и не разыскал моржовую стаю. Так что не Брека, а я вышел победителем из того состязания! - Беовульф запрокинул голову, как это делает волкодав, когда вызывает другого волкодава на бой, и из горла у него вырвался жесткий смех. - Я не слыхал ни о каких твоих великих делах, королевский шут, которые давали бы тебе право ставить мою храбрость под сомнение! - сказал он. - Если бы ты умел совершать поступки, так как умеешь болтать, возможно, твой конунг уже до этого времени получил бы героя, который освободил бы его от Гренделя!
Взрыв громкого смеха взметнулся со скамей, на которых тесно сидели пирующие, и тощая физиономия Ханферта стала еще краснее, чем была. Он попытался бросить Беовульфу еще какое-то оскорбление, но симпатии всех в Хеороте были на стороне пришельца. Поэтому шуту осталось только пожать плечами и улыбнуться, точно все было лишь специально разыгранной шуткой. Он плюхнулся назад на свою скамеечку у ног короля.
Беовульф спокойно, точно ничего не случилось, сел, взял в руки рог и принялся доедать наполовину съеденную ячменную лепешку.
А пир продолжался, и люди отчаянно веселились, и скальд заиграл на арфе, стоя возле королевского помоста. А после расшитые занавеси, отделявшие женскую половину, были отдернуты, и в проеме появилась женщина, сопровождаемая другими, толпившимися у нее за спиной. Она была высока, одета в пурпурное одеяние, темноглаза и темноволоса. Украшение из золота венчало ее голову, а в руках она держала золотую чашу. Она не делила с Хродгаром место в ранней детской памяти Беовульфа, поскольку была второй женой короля, к тому же намного моложе своего супруга, но, глянув на нее, Беовульф подумал, что это, должно быть, королева Велтеов. Она вошла, и все остальные женщины вслед за нею. Ее появление вызвало оживленные возгласы пирующих. Держа в руках золотую чашу, она первому поднесла ее Хродгару, подойдя к его высокому помосту. Ее звонкий голос был слышен в любом уголке зала:
- Мы наслышаны на своей женской половине о воинах, приплывших из-за моря, пирующих сегодня в Хеороте. Нам стала известна и благородная цель, с какой они прибыли сюда. Ну, теперь наши беды все равно что позади. Поэтому прими эту чашу, мой господин, и пусть у тебя станет легче на сердце.
И когда король осушил чашу, она обошла с ней всех, переходя от воина к воину, не важно, был ли он даном или геатом, а одна из женщин следовала за ней, неся кувшин с мёдом и наполняя чашу, как только она оказывалась пустой. Под конец королева подошла к Беовульфу, который сидел на почетном месте между двух ее сыновей.
- Привет тебе и желаю радости, Беовульф сын Экгтеова, - сказала она. - Спасибо тебе от всех наших сердец за то, что ты так доблестно явился нам на помощь.
Беовульф встал, приняв кубок из рук королевы.
- Слово "доблесть" можно будет употребить только по окончании битвы, - сказал он улыбаясь. - Поблагодари нас тогда, великая королева, когда мы сделаем то, ради чего прибыли сюда. Одно только я могу тебе обещать. Если мы потерпим поражение и не сумеем освободить вас от чудища, мы вернемся домой на щитах.
Но к этому времени тени стали скапливаться по углам, дневной свет угасал. Тени поселялись и в сердцах воинов, тени, слишком давно знакомые датчанам. Хродгар поднялся на своем помосте и подозвал к себе Беовульфа.
- Скоро наступят сумерки, - сказал он, обращаясь к подошедшему юному геату. - На Хеорот надвигается часы страха. Ты все еще настаиваешь на своем безнадежном предприятии?
- У меня нет обыкновения менять выбранную цель без причины, - сказал Беовульф. - И у тех, что со мной - тоже, иначе не взошли бы на мой корабль в стране геатов.
- Хорошо. Но остерегайся. Если ты победишь в этой борьбе, то получишь награду, какую до сих пор не получал ни один герой ни от одного короля. Я молю нашего Всеотца, Одина, чтобы с наступившим рассветом ты встал передо мной и потребовал награду. Хеорот - твой до утра. - Он повернулся и покинул зал через заднюю дверь, тяжело шагая и направился в спальню, куда несколько раньше удалилась королева Велтеов.
Все остальные один за одним покинули зал, прощаясь друг с другом, и шли туда, где им предстояло провести ночь. Слуги раздвигали скамьи и ставили столешницы к стенам, снимая их с козел. Они расстелили на полу волчьи шкуры и положили набитые соломой валики в изголовья, предназначая их пятнадцати воинам, которые собирались ночевать в Хеороте. Потом ушли и слуги, и Хеорот был целиком предоставлен геатам и тому страшному чудищу, чья тень уже подбиралась к ним.
- Закройте дверь на засов, - распорядился Беовульф, когда затихли последние шаги последнего из ушедших слуг. - Засов его не остановит, но, может, так мы услышим, что он приблизился.
И когда двое из его воинов выполнили распоряжение, и засов, который редко употреблялся, вошел в пазы, больше уже нечего было предпринять против ночного монстра. Недолгое время они постояли возле очага, изредка бросая взгляды то друг на друга, то на гаснущие, затягивающиеся золой угли, и почти ничего не говоря.
Немногие из них надеялись, что увидят свет завтрашнего дня, но никто не сожалел, что последовал за своим вождем на это геройское дело. Один за другим все четырнадцать улеглись, не снимая доспехов, положив рядом с собой обнаженные мечи. Но Беовульф сдернул с себя боевую кольчугу и протянул ее вместе с мечом и шлемом, украшенным маской дикого кабана Вэгмунду, своему родичу и самому дорогому из всех его воинов. Беовульф догадывался, что оружие смертных бессильно против троллей и всякого рода печести. Их надо побеждать, если, конечно, получится победить, одной только силой человека, только голой силой и яростной храбростью его сердца. Потом он тоже прилег, словно собираясь уснуть.