Куколкины сны. 2 часть.

Стоя на задних лапах
Собака смотрит в окно…
Катушка сматывает рельсы.
Идут Контролёры.
Ложусь на пол -
ВСЁ...
Гр. Пилот.

Снежинка, хрупкая и неповторимая, каким-то чудом занесённая на эту землю, но так до неё и не долетевшая, застряв в развилке иссохшей травинки, наконец-то стала таять. Постепенно она превратилась в каплю и согреваемая теплом обманчивого бабьего лета стала испаряться, радуясь тому, что она всё-таки покинет эту стылую землю.
- Пусть ветер унесёт меня обратно. Туда, где всё время лето, - подумала она - к тёплому-тёплому морю, чтобы я оказалась на бархатной спине счастливого создания и принесла ему приятную прохладу... и так бесконечное число раз...
Она так замечталась, что и вправду стала испаряться, уменьшаясь в размере. Ей оставалось совсем немного до мгновения полной свободы, всего пара минут, как вдруг кто-то встряхнул травинку и капелька упала на холодную землю которая быстро её поглотила. Травинка задрожала вновь, по ней кто-то отчаянно карабкался вверх к животворящему солнцу, периодически останавливаясь и отдыхая, чтобы затем вновь, собравшись с силами, продолжить свой путь к такому необходимому теплу. Существом, двигающимся наперекор всему, оказалась бабочка, каким-то чудом перенёсшая в своём коконе первый заморозок и только что разорвавшая его оболочку, что стоило ей больших усилий. Её тонкие пальцы судорожно сжимались, впиваясь в былинку ноготками и с усилием подтягиваясь, она медленно приближалась к зовущей её цели. Наконец она добралась до верхушки травинки и удобно разместившись на колоске стала расправлять свои крылышки, поочерёдно подставляя их живительным солнечным лучам.
Сердце её бешено колотилось, брюшко от возбуждения дрожало и подкашивались ножки - она предвкушала свой полёт.
- Свершилось! Я полечу! - она стала махать крылышками и собираться с духом, ведь это был такой важный момент! Это был самый главный шаг в её жизни! Солнце стало греть совсем по-летнему, и она решилась. Напоследок причесав свои ресницы, аккуратно скатав хоботок и подведя тени, она посмотрела на себя в зеркальце - хороша! Оттолкнувшись изо всех сил от травинки, она резко взмахнула крыльями и полетела. Захватило дух, она еле сдерживала себя, чтобы не закричать.
- Как же это чудесно - летать! - успела подумать она, затем последовал удар и ничего не стало. Мир, созданный для неё, исчез...

...Настя молча пялилась на трассу, которая завораживала её своей нескончаемой лентой, тем самым отвлекая от того, что сидело внутри неё. Глухой удар по лобовому стеклу на несколько секунд вывел её из этого состояния. Она сфокусировала свой взгляд на источнике удара - перед ней расплывалось желтоватое пятно внутренностей, сбитое тело отбросило вверх, и она так и не успела понять, кого же они сбили - жука или бабочку. Взгляд её переключился на трассу, и она снова отключилась.
С водителем ей повезло - им оказался мужик, которому было лет под пятьдесят, неприставучий в обоих смыслах. И ехал он далеко, что было немаловажно. До Этого погода стояла чудесная, и они держали хорошую скорость, но после Этого вдруг ни с того ни с сего густыми хлопьями повалил снег, вскоре всё вокруг стало белым, снежинки залепили лобовое стекло и пришлось остановиться. Пока водитель чертыхался, ковыряясь под капотом, Настя открыла дверь и спрыгнула с подножки. Так и не закрыв дверь, она пошла вперёд. Она не могла стоять на месте, остановка для неё была подобна смерти. Она шла и шла, меряя шагами бесконечность. С каждым новым шагом в неё всё глубже проникало острое чувство одиночества. Оно раскрыло в ней что-то звериное. Её глаза заблестели, и она вся подобралась, шаги стали лёгкими и пружинящими.
- Быть сегодня шабашу, - подумала она - иначе не выживу.
Вскоре её слух уловил еле слышные звуки мотора и голоса. Ей овладело странное чувство страха. Страха перед людьми, перед стадом. Дальше она уже кралась, сконцентрировав всё своё внимание на этих ставших ей чужими звуках. Сквозь снежную пелену разглядела кафешку-закусочную, что часто встречаются на трассе. Стояло несколько фур, возле одной ходили люди. Её нога обо что-то запнулась, она нагнулась и разглядела наполовину выпитую "полтарушку" пива, внутри она была уже со снежным крошевом. Для храбрости выпив и хищно облизнувшись, направилась прямо в кафешку. Всё прошло удачно, с ней теперь была бутылка адской дряни, следовало уйти подальше от готового растерзать её стада. Она свернула с трассы и направилась в поле, шла, иногда оглядываясь и проверяя, нет ли погони до самой темноты. Здесь, в нескольких километрах от трассы снега почти не было. Она двинулась дальше, не думая ни о чём, ей нужно было выплеснуть всё, что накопилось в ней и мешало дышать. В коробке одна спичка, в рюкзачке бутылка. Она остановилась, открыла бутылку и сделала большой глоток, её тут же вывернуло наружу, она упала на колени и постояла так некоторое время, опёршись на руки, но вскоре снова поднялась и снова глотнула. Обошлось. Медленно пошла дальше, иногда останавливаясь для нового глотка. Ей овладело чувство непереносимой свободы, в глазах запылал огонь, она приближалась к себе - к истине, которая летала совсем рядом, нужно было только оторваться от этой ставшей чужой тверди. Господи, как давно она не была так свободна! Мощный поток чувств переполнил её, к горлу подкатила волна, она распростёрла руки и, глядя в звёздное небо запела. Дикая и зовущая песня распахнула её грудь, музыка сердца захлестнула её с головой и медленно полетела к звёздам. Она почувствовала себя одинокой волчицей и если бы настоящая волчица оказалась здесь, она прекрасно бы её поняла. Её пальцы вторили каждому слогу, руки уподобились крыльям, и вся её сущность устремилась ввысь. Она сделала взмах и взлетела...
- Смотри на меня, небо! Смотри и слушай, я лечу к тебе! Вот она твоя истина, вот она стоит под тобой, раскинув руки, и изливается бесконечным осознанием самого себя! Вот она я! Я отдаюсь тебе и этой спящей степи, я превращаюсь в зверя! - ей показалось, что она оторвалась от земли, но нога обо что-то запнулась и она упала, замолчав на миг. Странно, но песня продолжалась, она прислушалась. Откуда-то слева до неё донёсся одинокий вой. Кто-то ответил ей, она не одна! Туда! Сердце застучало ещё сильней, она поднялась и побежала туда, откуда доносилась дикая песнь. Периодически спотыкаясь в полной темноте , Настя всё-таки постепенно приближалась к источнику зовущих звуков. Вскоре глаза её стали различать очертания деревьев, очевидно, впереди была небольшая роща. Волк или собака находился где-то совсем рядом, она перешла на шаг, стала красться по-звериному огибая ветви, зрачки её расширились, ноздри чутко втягивали влажный воздух пропахший прелой листвой, корой и грибами. Она остановилась, почуяв запах псины, - кто-то выл прямо перед ней метрах в двадцати. Села на землю, пытаясь отдышаться, посмотрела наверх и не смогла удержаться. Из горла её вырвался приглушенный вой, который быстро набрал силу, она полностью отдалась процессу и два голоса слились в один. Задрав голову и продолжая подвывать, Настя приблизилась к источнику зовущих звуков и увидела огромного волка, сидящего на небольшой поляне, он выл. Она подошла ближе, волк замолчал. Их взгляды встретились, они не шевелились какое-то время. Вывалив язык и прерывисто дыша, она оскалилась. Её оскал оказался улыбкой. Волк резко подскочил и припал на передние лапы, приглашая принять игру. Настя рванулась к нему, он помчался по лесу, она догнала его и укусила за бок, он рыкнул. Они понеслись сквозь лес, не обращая внимания на хлеставшие их ветки. Она периодически догоняла его и тыкалась носом в его шерсть, чтобы втянуть в себя пьянящий запах свободы. Лавируя между ветвями, они мчались сквозь ночь, она впервые за последние месяцы почувствовала себя счастливой...

Промозглый рассвет настиг её в какой-то полевой канаве. Настя лежала на траве, свернувшись в клубок и подрагивая. Зашевелилась, медленно осмотрелась, до уха донёсся шум далёкого поезда. Наконец, встала на ноги, посмотрела на себя и от удивления открыла рот - её джинсы были неимоверно грязными, порвавшимися в нескольких местах, кеды вообще превратились в два куска грязи, куртка тоже. Ни рюкзака, ничего... Целый день она стиралась и сушилась, приводя себя в порядок и осмысливая произошедшее. Рюкзак нашёлся, с одной спички она смогла развести огонь. Остатками дряни вернула в голову ясность. Настя чувствовала себя совершенно удовлетворённой, ей было хорошо как никогда. Тишина, она и Пустота... На этот раз Пустота была приятной. Она достала из своего рюкзачка блокнот и ручку и написала: "Я стала любить тишину. Она поселилась во мне недавно. В то время, когда кругом шум, гвалт и вселенское побоище, внутри меня тихо. Так тихо, что мне не хочется дышать, чтобы не вспугнуть ненароком эту незнакомку. И тогда я ложусь, закидываю руки за голову и стараюсь дышать совсем тихо, тихо-тихо... И тогда тишина выходит наружу, она окутывает всё вокруг мягкой ватой, веки слипаются, и я улетаю.
Тишина вечная спутница Пустоты, они сёстры. И она прекрасней любой музыки. Когда я устаю от шума, то ухожу туда, где живёт тишина. И там, стоя в белом тумане из летящих снежинок, я ловлю их ртом. Мне нравится их вкус и прохлада. Вкус их невозможно передать словами, потому что они его не имеют. Вкус их можно представить, и от этого они становятся ещё слаще. Сегодня они принесли с собой вкус небесной тишины. И я её услышала. Она тихо шуршала, пытаясь мне что-то сказать, но я ничего не смогла расслышать, мне опять помешал этот стук. Стук моего раненого сердца..."

Но нужно было идти к людям, чтобы добыть себе еду. Собравшись с духом, она пошла в сторону железной дороги. Бродяжная жизнь ей определённо нравилась, здесь можно было быть самим собой, забыв про маски и ни под кого не подстраиваться и делать то, что тебе захочется. Не думать о завтрашнем дне и просто жить. Вот только хотелось снова увидеть его..
Пришлось попрошайничать, конечно, прохожие косились на неё, такую симпатичную девушку и с недоумением кидали монетки в её раскрытые ладошки. Настя чувствовала себя неуютно делая это, но стадо не обеднеет, если прокормит одну залётную пичугу. На электричках, прозванных неформальским людом "собаками" двинулась дальше, собственно не зная куда, но душе было необходимо движение, стояние на месте было непереносимо.
Она сменяла две "собаки" в день, доезжая до конечной, стремясь сама не зная к чему и поражалась, насколько точно названы эти гремящие, лающие, всегда держащие на стороже вагоны, по которым постоянно сновал непонятный и опасный люд, особенно для девушки.
- Зачем бог мне дал такую внешность? - думала она, в очередной раз отгрызаясь от какого-нибудь освободившегося лагерника с липовой справкой в кармане - красота убивает не только её обладателя, но и других, находящихся рядом. Но только не их, нет! Они же все мертвы, они все ходящие котлеты.. нет! скорее я умру. И она вставала, переходя в другой вагон. Вагоны часто шли полупустые, отчего становилось ещё страшнее. Ища спасения, ей приходилось подсаживаться к бабушкам и дедушкам, рядом с которыми было спокойней.

Вот по вагонам пронеслось напряжение, незаметное обывателям, распахнув дверцы, быстро прошла пара бродяг, выглядевших как обычные люди. Но она научилась их раскусывать по цепким взглядам, по обветренным лицам, по манерам. Идут Контролёры. Нужно встать и идти к ним навстречу, или в тамбур, или в последний вагон. Смотря по обстоятельствам. В первом варианте подловив момент, когда Контролёры заняты и отвернулись можно прошмыгнуть мимо - если получится, то ты спасён - затеряешься в толпе, сядешь рядом с тётенькой и отвернёшься к окну, оставшись наедине с самим собой. До конечной. В тамбуре нужно быть начеку, ибо таких как она там уже несколько, ждущих спасения возле туалета, если он есть. Вот Контроль совсем рядом и... повезло, полустанок! Настя несколько раз выскакивала на улицу и оббегала Контролёров, успевая заскочить в другую дверцу вагона. Последний вагон она не любила, сидел там самый сброд, на него часто рукой махали, куда их всех безбилетных девать? Опасен он был и милицией, частенько проверяли документы, а у неё не было паспорта. Всё это отвлекало от дум и навешивало на лицо всё больше безразличного камня. Смуглого отрешённого камня. Такая черта лица была у многих бродяг...

Первый раз она увидела его мельком, не сильно обратив на него внимание - обычный старик -бродяга в дранной куртке и с рюкзаком за плечами. Потом увидела ещё раз, и с тех пор стала наблюдать за ним. Что-то в нём было такое… только что? Он никогда не ночевал на вокзалах, куда-то исчезал, появляясь снова перед прибытием очередной "собаки". Старик двигался вместе с нею, сменяя две "собаки" в день. Затем как-то вышло так, что они сели друг напротив друга, она стала внимательней его разглядывать. Он ковырялся в своём рюкзаке, что-то бубня себе под нос, лицо его было добрым, округлым, старческие пальцы не слушались, что-то у него не получалось. Настя заметила, что дед пытался вдеть нитку в иголку, она подсела к нему.
-Давайте я вам помогу, - сказала она и их взгляды встретились. Добрые проницательные глаза, в которых сквозила мудрость. Что-то пробубнил и неловко попытался спрятать порванный рукав и без того старой куртки, даже скорее поддёвки. Настя взяла с его рук иголку с ниткой, продела её и заботливо заштопала ему злосчастный рукав. Протянула нитки обратно, он неловко взял их и положил обратно, подарив ей благодарный взгляд. Дальше ехали рядом, перед конечной он сошёл, Настя осталась одна. Снова на неё нахлынул острый приступ одиночества. Ночь была жуткой, всю её она просидела на маленьком вокзальчике , боясь отключиться и потерять рюкзачок. Вокруг плясали черти, норовя его выхватить...

Не выспавшаяся и голодная она стояла на перроне, ожидая следующую "собаку", откуда-то снова вынырнул старик. Вошли в один вагон и снова сели друг напротив друга - вместе безопасней. Вагон тронулся, и скоро Настя заклевала носом, очнулась от того, что кто-то теребил её за рукав, это был старик, он пригласил её к себе, уступив место у окошка. Она улыбнулась ему и села рядом. Порывшись в рюкзаке, он протянул ей ломоть хлеба, она с благодарностью его приняла и съела, ловя на себе косые взгляды. Почему-то от этих брезгливых взглядов ей стало хорошо, и внутри её поселилась спокойная гордость, позволяющая не обращать на эти мелочи внимания. Разговаривая с ним, она молчала. Ведь мудрый не теряет ни людей, ни слова. С ним она почувствовала себя естественно, к ней вернулась её изначальная чистота. И, несмотря на то, как он выглядел, он был чист. Чист своим внутренним миром.
На этот раз старик сам предложил сойти на станции, что будет перед конечной, так можно было избежать милицию и вокзальную шушеру. Так и поступили. Выйдя на полустанке, ушли на пустырь, где и расположились. Разожгли костерок, повесив над ним котелок. Старик деловитым и отточенным движением извлёк из рюкзака пакет рожек, сыпанул их в закипающую воду, достал коробочку с солью, посолил. Вскоре рожки приготовились. Обильно полив их подсолнечным маслом, дед протянул Насте ложку, затем направил в небо свой оттопыренный средний палец правой руки.
- Я никогда не вернусь! - вдруг выкрикнул он, смотря на Небо. В глазах его блеснул бесовской огонёк, хитро взглянув на Настю, он вытащил из рюкзака полную "полтарушку" спирта - на, выпей немного, чтобы согреться и для настроения - подмигнув, он плеснул в её кружку огненной воды. Настя не отказалась, взглянув на него, выпила всё залпом и сразу зачерпнула с котелка. Такой вкуснотищи она никогда не ела!
Он оказался мил и по-своему галантен. Он был настоящим бродягой. В нём сидел ген свободы, не дававший ему осесть где-нибудь и пустить корни. Корней у него не было. Последний скиталец, всю свою сознательную жизнь плавающий по безбрежному океану неизвестного... Вёл с Настей себя очень аккуратно, не лез первый ложкой в котелок и заканчивал трапезу раньше, оставляя ей самую гущу, так поступали издревна все настоящие охотники за великой тайной мироздания. Он был немногословен, за весь день от него можно было услышать лишь пару слов, говорил он лишь по делу. Как-то на одной из станций его захомутали менты, Настю не тронули, на сей раз спасла её невинная ангельская внешность. Она вся извелась, бродя вокруг да около милицейского пункта, наконец под вечер его выпустили, он вышел очень расстроенный, сказал, что отобрали нож, но после с облегчением добавил, что не нашли самого главного. Других бродяг, особенно сидевших, он дико ненавидел и ни за что бы ни сел с ними даже в одном вагоне.

Полетели дни бродяжничества, днём они мотались от вокзала до вокзала, продвигаясь всё дальше в сторону заходящего солнца. Вечерами они искали какое-нибудь уединённое местечко подальше от посторонних глаз, где готовили себе еду, а потом ночевали в каком-нибудь сарае в стогу сена, а иногда в подьездах на верхних этажах сидя на корточках, что было чревато проверкой милиции, но деваться им было некуда - кругом уже лежал снег.

Как-то ей всё-таки удалось с ним поговорить. В тот день землю снова согрело солнце, стало тепло и перестали мёрзнуть пальцы. Выпавший снег почти весь растаял, остались лишь клочки в затенённых местах. Но снег знал, что скоро наступит его час и всё живое тогда замрёт до весны, укрывшись в уютных норках, которой у Насти вдруг не стало... Такие мысли одолевали Настю, она смотрела на языки пламени небольшого костерка, который они развели для обеда на небольшом пустыре. В такие моменты её чёрная тоска отступала и на место её приходила печаль, которая была светла, как этот дымок, понемногу вытягивающий из самых сокровенных глубин души что-то живое, тёплое и отрешённое. Настя взглянула на старика. Он сидел, прислонившись к остаткам кирпичной стены и как ей показалось, пребывал в том же состоянии, что и она. Они молча смотрели на огонь и каждому в его всполохах виделись отрывки из их прошлой жизни, ставшей такой далёкой и чужой.
- А куда вы едете? - самопроизвольно вылетел вопрос у Насти, её голос был тихим и естественным, как улетающий к небу дым.
- Никуда, - совершенно спокойно ответил старик, на лице его не дрогнула ни одна морщинка.
- Началось.., - подумала Настя и чувство приближающегося озарения вызвало в её теле лёгкую дрожь.
- А откуда? - спросила она, уже предугадывая ответ.
- Из Ниоткуда, - в его глазах ничего не изменилось, они так же смотрели в Пустоту.
Следовало помолчать, чтобы это осознать. Что они и сделали.
- А вот ты совершаешь ошибку, - вдруг проговорил старик, - ты движешься вспять - из Никуда в Ниоткуда, хотя в Никуда путь единственно правильный - он замолчал.
- А какая разница куда двигаться, ведь того и этого не достичь -спросила Настя.
- Большая. Если ты движешься из Ниоткуда в Никуда, значит ты находишься в гораздо более правильной и расширяющейся бесконечности, в которой всё происходит по таким законам, когда из одного закона вытекает другой и так бесконечное количество раз.
- То есть, если я движусь из Никуда в Ниоткуда, тогда всё меняется?
- Совершенно верно. В такой ситуации ты находишься в неправильной, убывающей бесконечности, в которой один закон втекает в другой и так без конца.
- А какая разница вытекает ли закон из другого или втекает один в другой?
- Опять же огромная. В этом и кроется главное заблуждение всего человечества. Ты не можешь сразу знать многого. Чтобы постичь это многое нужно идти поэтапно, шаг за шагом, тогда ты обретёшь себя и приблизишься к вечности. Это возможно только при том условии, когда один закон вытекает из другого, такая цепь расширяет наше сознание, в отличии от ситуации, в которой один закон втекает в другой и ты, ещё не готовый к этому, вдруг неожиданно познаёшь многое, но не можешь это применить к себе, ибо тобой ещё не пройдены ступени того немногого, что стояли перед этим многим.
- Так почему же я иду из Никуда в Ниоткуда?
- Потому что ты вдруг сразу узнала многое, перепрыгнув сразу несколько ступеней и стоя на более верхней мысленно находишься на нижней. Ты постоянно возвращаешься обратно, твоё сознание как вода в воронке ощущает полную безвыходность и не видит будущего. Оно обречённо, капля за каплей втекая в воронку наполняет твой внутренний сосуд, делая его всё тяжелее, тем самым убивая тебя, - старик, говоря это всё так же безразлично смотрел в огонь и от этого Насте стало не по себе.
- И что же мне теперь делать? - спросила она в растерянности.
- Ждать, когда этот сосуд наполнится, другого выхода нет. - Он, наконец, посмотрел ей в глаза. У обоих они были мокрыми.
- Дедушка... - прошептала Настя и не выдержав, приникла к нему.
- Поплачь-поплачь, легче станет - старик в нерешительности поднял свою жилистую руку и погладил её по волосам - и когда этот сосуд опрокинется, ты пробудишься. Пробуждение дарует способность все увидеть заново. Оно подобно воскрешению. Вот загадка того, как беда приносит счастье, а смерть возвращает к жизни. Решить ее нелегко.
- Откуда ты всё это знаешь? - сквозь слёзы спросила она.
- Из Никуда - ответил он.
- Как странно звучит: "Из Никуда".
- Ничего странного, тот кто стремится в Никуда всё дальше уходит из Ниоткуда, в конце концов уподобляясь лучу Света, у которого нет начала и которому нечего терять, но есть что освещать. Боязнь потерять и есть главный якорь человека, и этот якорь привязан к нему намертво, он топит его, не давая возможности озаряться и озарять. Идущие в Никуда - те избранные, которые находятся внутри истины ежесекундно и эта истина им помогает видеть ВСЁ.
- И даже будущее?
- Да.
Помолчали. Старик стал шарить по карманам, наконец, что-то нащупал, вытащил пакет с окурками, выбрав самый цивильный, и прикурил его от уголька.
- И дым отечества нам сладок и приятен. Парламент. - проговорил он и смачно затянулся.
Надо было собираться. Настя выскоблила котелок и ложки, аккуратно положила на его рюкзак. В рюкзак она никогда не заглядывала, даже здесь, на бесконечной дороге у человека должно оставаться что-то своё личное, что-то дорогое ему, что он носит за пазухой или в потрёпанном рюкзаке. Даже висящий на шее талисман здесь становится бесценен, ибо эти вещи связывают путника невидимыми нитями с какой-нибудь точкой отсчёта, затерявшейся в бесконечности. При помощи этих вещей можно мгновенно оказаться в этой точке, наплевав на время и лишний раз доказав себе, что время существует только тогда, когда ты за ним следишь. И согреться.

Настя заметила, что у старика не было часов, но несмотря на это он всегда чувствовал, когда отправляется очередная "собака" и приходил на перрон точно к её отбытию. Вокзалы у обоих вызывали чувство глубокого отвращения. Вот и сейчас, собравшись, они выдвинулись к вокзалу. Старик снова стал молчаливым, он вёл себя так, как будто ничего и не было. Сели в полупустой вагон. Проехали часа четыре в полном молчании, каждый думая о своём. Подъезжали к большому городу, к краевому центру. Многие бродяги остерегаются таких вот центров, особенно главных вокзалов. Практически сто процентов, что загребут, обчистят, а то и поиздеваются. Выходили обычно на станциях перед главным вокзалом и город проскакивали проходящей сквозь него "собакой". Старик так и поступил. Всё прошло удачно, им удалось проскользнуть, не попав в зубы огромного зверя.

Контроль прошёл, его снова удалось обхитрить. Настя дремала, сидя у окна, рядом сидел старик. За окном шёл снег и красноармейцы. Вагон оказался жарким и Настя стала отключаться, кто-то толкнул её в бок, это был старик, кивнул на рюкзак, мол, постереги, я сейчас. Просунула руки в обе лямки и стала дремать дальше, но что-то её вскоре разбудило, так и не поняв что, она продолжала сидеть, не шевелясь, но уже с открытыми глазами. Почувствовав на себе взгляд сзади, она обернулась. По вагону медленно шагал очень необычный человек. Одет он был в голубую шинель с тремя полосами переливающегося алого муара на груди, что выглядело весьма вычурно. Подпоясан он был широким кожаным ремнём наподобие портупеи, на которой висела коробка, явно предназначенная для пистолета. Знакомая коробка... Это с одной стороны ремня, к другой была прицеплена какая-то сабля. На голове его была папаха. Взгляд его чёрных глаз был прямой, даже откровенный, исключительной деталью были усы, которые придавали его фигуре ещё больше благородства. Стояла тишина, при движении сапоги его слегка похрустывали, он молча шёл по проходу, но толпа его не замечала, как будто его и не было. Вот он поравнялся с Настей, не сбиваясь с темпа, окинул её пронизывающим взглядом, словно передал ей что-то важное и спокойно пошёл дальше. Настя заметила, что двери перед ним распахнулись сами, и пропустив его захлопнулись. Он исчез.
- Надо же... - Настя посидела ещё какое-то время, осмысливая происшедшее, но сон поборол её и она отключилась...

За окном уже стояла темнота, она медленно шла по электричке, продвигаясь к первому вагону. В вагонах практически не было пассажиров, пространство бросало из стороны в сторону, на некоторых его участках моргал свет. Наконец она оказалась в первом вагоне, ей захотелось увидеть машиниста, подойдя к передней двери с надписью "Не входить" Настя распахнула её. Она так и застыла, стоя в проходе и держась за створки дверцы. Поезд мчался в темноту, совершенно не освещая дорогу, внутри кабины машиниста не было ни одной лампочки, из-за переднего сидения выглядывал знакомый силуэт папахи. Он сидел и смотрел в темноту, редкие вспышки освещали его контур. Она отпустила дверцы и сделала шаг вперёд, они со скрежетом захлопнулись у неё за спиной. Облокотившись на стену, она постояла какое-то время, смотря в темноту впереди себя.
- Проходи, садись - здесь есть ещё одно место - сказал он, так и не повернувшись, - Настя прошла и села в кресло справа от него.
То, что она увидела, сев в кресло, её сильно впечатлило. Перед ней вдруг раскинулась вся Вселенная, бесчисленное количество звёзд, созвездий и галактик проносились мимо них, особенно были красивы вспышки сверхновых звёзд, а так же их столкновения.
- Чапаев Василий Иванович - он повернулся и, прямо посмотрев на неё, протянул ей руку, лицо его, как и тогда было глубоко серьёзным.
- Настя. Анастасия Макарова - их руки соединились в крепком пожатии, его рука ей показалась необычно холодной.
Помолчали.
- Как здесь всё необычно - перед глазами Насти ярко вспыхнула звезда и она зажмурилась - а что это такое?
- Это и есть ВСЁ, только в другой реальности - Чапаев достал кисет с табаком и стал насыпать его в трубку, - если хочешь, можешь присоединяться. Из темноты вышла Землеройка с подозрительно знакомой мордочкой, она несла блестящий поднос на котором лежала трубка и коробочка. Приняв поднос и поблагодарив Землеройку кивком, Настя стала заполнять трубку содержимым коробочки. Землеройка величественно удалилась.
- А что, реальностей несколько? - Настя не спеша затянулась, табак оказался приятным и со знакомым ароматом, только вот чего она не могла вспомнить.
- Конечно, реальностей очень много. Каждый раз, засыпая мы совершаем переход от одной реальности к другой, а просыпаясь мы переходим в следующую реальность, но уже совсем не ту, которая была вчера, потому что сны имеют свойство менять будущую реальность - сказал Чапаев.
- Интересно, а я тогда реальна? - Настя ущипнула себя, боли она не почувствовала.
- Реальность вокруг тебя - Чапаев сделал широкий жест рукой - ты лишь сон в ней, сон самого себя. Ты сама себе снишься, сидя здесь ты одновременно находишься везде. Ты всё, что тебя окружает, ты и звезда, и в то же время частица, пришедшая из Ниоткуда и ушедшая в Никуда. Ты бесконечность.
- А кто же тогда вы? - спросила Настя, подумав, что пришла-то она как раз наоборот, из Никуда и двигалась в Ниоткуда.
- Чапаев. Чапаев Василий, - он повернулся к ней и протянул руку.
Поручкались.
Помолчали.
- Как там наши, фронт держат? - спросил Чапаев и, вытащив трубку изо рта, внимательно посмотрел на Настю.
- Ещё держат, Василь Иваныч, но в некоторых местах фронт прорван - Настя проникновенно посмотрела ему в глаза и затянулась.
- Что сдали? - Чапаев смотрел на неё не моргая.
- Практически весь Север. На Дальнем Востоке, Сибири и Урале обстановка сложная, но ещё держимся. Малые города пустили под откос, там остались только партизаны. Все силы стянуты в Питер - ответила Настя.
- А как же Москва?
- Москва продалась.
Помолчали.
Чапаев попытался щёлкнуть пальцами, но у него не получилось. Вместо него щёлкнула Настя. Откуда-то спереди из темноты вышла всё та же Землеройка с трудом неся поднос, на котором стояла бутыль самогона, два гранённых стакана и лежало две луковицы. Поставила всё на столик между креслами и заискивающе посмотрела в Настины глаза, прося чаевые.
- Брысь! - пшикнула на неё Настя и подпнула её кедом под мягкий зад. Землеройка оскорблёно удалилась.
Чапаев налил по половине стакана, взял в руки свой.
- То, от чего ты бежишь лишь дольше остаётся с тобой - сказал он и выпил, Настя в ответ немного пригубила - и поэтому каждый раз просыпаясь ты умираешь. Умираешь оттого, что ты бежишь от чего-то, умираешь от своего страха, что тебя догонят. Догонят те, от кого ты бежишь. Так ты никогда не сможешь убежать. Убежать от самой себя. Потому что те, от кого ты бежишь и есть Ты. И поэтому каждый раз просыпаясь ты умираешь. И смотришь то, что не хочешь видеть.
- ??? - в глазах Насти застыл вопрос.
- Единственный выход из всего этого - это научиться умирать до того, как ты проснёшься. Во сне. В последней его точке. На издыхании. Тогда каждый раз просыпаясь ты будешь воскресать. И открывая глаза, ты будешь видеть то, что хочешь видеть. А когда ты будешь видеть то, что хочешь видеть, тебе не нужно будет бежать от самой себя.
Помолчали. Чапаев налил ещё. На этот раз Настя сделала хороший глоток.
- И куда я тогда буду бежать? - Глаза Насти загадочно заблестели, щёки покрылись румянцем, и на лицо упала прядь огненных волос.
- В Никуда, достаточно только это осознать, и тогда ты увидишь ВСЁ, - и он снова сделал широкий жест рукой. Совсем рядом произошла мощнейшая вспышка, озарившая их обоих.
- Прикольно...
- Ещё бы, прикольней не бывает.
Снова замолчали.
- Макарова говоришь? - глаза Чапаева хитро смотрели на неё.
- Да, Василий Иванович.
- Макаров не пойдёт, нужен Маузер, - и Чапаев, расстегнув висевшую на поясе коробку, извлёк из неё пистолет и протянул Насте - бери, когда дойдёшь до этого, применишь.
Настя с благодарностью приняла пистолет в свои руки, он был тяжёлый и со следами коррозии, но вполне боевой. В голове что-то мелькнуло...
- С патронами, - добавил он.
И тут она вспомнила!

Кто-то теребил её за рукав, она открыла глаза и увидела сидевшего рядом с ней старика, на нём не было лица. Он немощно сжимал её запястье, пытаясь что-то ей сказать, но из его иссохшего горла вылетали лишь непонятные звуки.
-Кгы кгы иах огхикхх - тело его затрясло, он упал навзничь, выгнулся дугой, изо рта пошла пена и его стало колотить, закатились глаза. Настя жутко перепугалась, она стала оглядываться, но вагон оказался совершенно пустой.
-Дедушка! Дедушка! Что мне делать! Дедушка! - Настя попыталась положить его на лавку, но он вдруг задёргался ещё сильнее и слетел с неё, сильно ударившись непокрытой головой об металлическую ножку. Из его головы потекла кровь, он смотрел на неё безумным взглядом и в его глазах был крик. Он что-то ей кричал. Но она его не понимала. Он стал хрипеть, её глаза застили слёзы, всё происходящее не укладывалось в её голове.
- Дедушка, не оставляй меня! Миленький, родименький - она стояла перед ним на коленях, держа на руках его голову, по ним текла тёплая кровь. Старик обмяк, его рука что-то искала в пространстве. Настя вдруг догадалась, что он просит, она выхватила из рюкзачка блокнот и сунула ему в пальцы ручку. Дрожащей рукой он стал выводить неровные буквы, но рука его совсем перестала слушаться, наконец, он взглянул на неё потухающим взглядом и слабо улыбнулся. Рука его дрогнула и он обмяк. Настя подоткнула ему под голову рюкзак и закрыла глаза. Себе и ему. Пустота вновь вселилась в неё. Одинокая Пустота. Кричащая Пустота. Смертельная Пустота. Она встала, перешагнула через него, зажмурилась, открыла глаза. Подняла свои окровавленные руки, правая рука сжимала маузер. Стоя на задних лапах, собака смотрела в окно. С двух сторон шли Контролёры. Настя упала на колени рядом со стариком, развернулась и легла рядом с ним, рукой нащупала блокнот, электрический свет заслонили две котлеты с мёртвыми глазами. Она медленно приложила маузер к виску и поднесла к глазам блокнот, что-то прочитав и улыбнувшись, она нажала на курок. Раздался выстрел.
ВСЁ...

...Первый лучик солнца выглянул из-за занавески и озарил её лицо, она сладко спала, её растрёпанные волосы наполовину скрыли лицо, на котором застыло спокойствие. Она открыла глаза и стала медленно возвращаться к реальности, полежала какое-то время, смотря в Никуда. Рядом лежал Баян, он ещё спал, его лапа покоилась на её животе. Настя потихоньку повернулась, поймала пёрышко и стала щекотать им нос Баяна. Он стал смешно кривить мордочку, потом нос его поморщился и... и... апчх..ап.. она зажала его нос двумя пальцами. Глаза Баяна выпучились, он подскочил и, ничего не соображая, вылетел в открытое окно. Настя в это время корчилась от смеха на скомканной постели.
Умывшись и позавтракав, она вышла на крыльцо, солнце вовсю согревало землю, по огороду летали бабочки и дышалось глубоко и легко. На дереве сидела ворона и не сводила с неё глаз.
- Кыш, чертовка! - Настя подняла палку и кинула в неё. Нехотя подпрыгнув, ворона взмахнула крыльями и улетела.
Оглядевшись и глубоко вздохнув, Настя отправилась искать Баяна...

Р.S. После прочтения всего этого желательно прослушать альбом "Unplugged in Ney York" группы Nirvana, чтобы понять, какую бабочку мы потеряли...

... И чтобы услышать блюз уходящей "собаки"...

И осознать, что ЭТО и есть ВСЁ...

Автор Роман Кондратюк

Начало...
Часть 1

Куколкины сны. Часть 2